Введение. Большинство работ в отечественной историографии посвящено политической истории: классовой борьбе, войнам, социально-политическому и социально-экономическому развитию, выдающимся деятелям и т. п. Между тем понятно, что основой исторического развития любого народа, в конечном счете, его существования, является повседневный труд народных масс. Статья прослеживает появление и развитие в исторической науке направления, изучающего повседневность, в том числе и в отечественной историографии. Цель статьи — показать плодотворность разработки и освещения повседневной жизни калмыцкого народа, т. е. всех его сословий и сословных групп на протяжении трех веков: XVII–XIX вв. Результаты. В статье освещается деятельность французской школы «Анналов», а точнее их основателей: М. Блока и Л. Февра. Рассмотрено появление работ о повседневности в отечественной историографии. Что касается калмыцкой повседневности в прошлом, то сделан вывод о том, что к настоящему времени нет опубликованных специальных работ по этой теме. Имеются работы по этнографии, где говорится о быте калмыков в прошлом, об их обычаях, об их хозяйственных занятиях и т. п., которые входят составной частью и в тематику повседневности. 

Введение. В статье показаны события, связанные с подготовкой русской армии к войне с Турцией в конце 60-х гг. XVIII в. В ходе нее готовились как военно-стратегические планы действий русских армий, так и планы привлечения войска Калмыцкого ханства. Особое внимание уделялось подготовке приказов о сборе калмыцкой конницы, ее распределению по армиям, разработке тактических планов, решению вопросов снабжения провиантом и обеспечения жалованием. Данный круг вопросов отражает цели исследования. Материалы и методы. Были привлечены документы и материалы Национального архива Республики Калмыкия, Архива внешней политики Российской империи, а также ряд правительственных документов, которые опубликованы в «Сборнике Русского исторического общества» и Полном собрании законов Российской империи. Результаты и выводы. В будущей войне Калмыцкому ханству как единственной боеспособной силе Российской империи в Нижнем Поволжье и на Северном Кавказе придавалось важнейшее значение. В начале апреля наместник Убаши собрал почти все войско в урочище Яшколь. На крымском направлении основная задача отводилась корпусу генерал-поручика М. В. Берга, в состав которого входило 10-тысячное войско под командованием калмыцкого владельца Кирипа. Другое 10-тысячное войско, возглавляемое наместником Убаши, должно было войти в состав корпуса генерал-майора Медема, в задачу которого входили боевые действия против протурецки настроенных владельцев Кабарды. После выхода в поход 20-тысячного войска все улусы повелевалось оставить на нагорной стороне Волги. Во время похода 1769 г. неожиданно возникли конфликты из-за недостаточного финансирования и снабжения калмыцкого войска. 

Введение. В статье рассматривается один из аспектов государственно-конфессио­нальных отношений во второй четверти ХIХ в., связанных с правовым регулированием сроков захоронения умерших, что затрагивало правила похорон у мусульман. Цель исследования ― проанализировать случай распространения государственного и полицейского права на поле действия религиозных канонов российских мусульман. Материалы и методы. Документы делопроизводства оренбургского муфтията уточняют историографический тезис о противоречивости закона и проливают свет на его социальные последствия. Методология исследования основана на подходах новой имперской истории и социокультурном анализе российского общества как «большого общества». Методами исследования были сравнительно-исторический, источниковедческий, текстологический и психоисторический. Результаты. При подготовке и реализации закона 13 мая 1830 г. «О неотступлении от общих правил при погребении мусульман» был использован оренбургский муфтият. На него возлагалось объявление закона и административный контроль над приходским духовенством. Активное участие в координации действий по соблюдению нового порядка похорон принимала военная администрация. Реактивная политика властей в отношении мулл и населения башкирских кантонов создала напряжение вокруг религиозных прав мусульман. Попытка диалога башкир с властью через прошение Николаю I возымела обратный эффект и усилила поляризацию общества и правительства. Выводы. Законодательная новация по унификации сроков погребения на территориях с мусульманским населением изначально носила дискуссионный характер. Ближе к пониманию региональных задач управления были чиновники центральных ведомств, допускавшие исключение мусульман из закона. Оренбургский муфтий имел ограниченные представления о политических планах по унификации погребальных традиций и главной целью считал бюрократическое согласование возникающих вопросов. Автором установлена связь между попытками изменения погребальных канонов мусульман и религиозной повесткой воccтания 1835 г. в Приуралье. Государственное нормотворчество оказалось неэффективным в зоне действия религиозных канонов.

В научной исторической литературе высокую оценку получила деятельность российских партийных функционеров, коминтерновцев, военных специалистов, дипломатов и бурятских национальных демократов, сыгравших большую роль в осуществлении Монгольской революции. Однако вне поля зрения оказалась жизнь и деятельность советского дипломата, первого уполномоченного НКИД РСФСР в Монголии О. И. Макстенека, внесшего существенный вклад в осуществление Монгольской революции 1921 г. Целью исследования является выявление и анализ архивных документов о революционной деятельности О. И. Макстенека и его работе на посту уполномоченного НКИД РСФСР в Монголии, находящихся на хранении в российских и зарубежных фондохранилищах. Для ее решения были поставлены следующие задачи: 1) анализ уголовного дела О. И. Макстенека, находящегося на хранении в Государственном архиве Российской Федерации; 2) анализ отчета «Итоги деятельности уполномоченного Наркоминдел в Монголии О. И. Макстенека за время с 1-го июня 1920 г. по март 1921 г.», находящегося на хранении в архиве МИД Монголии; 3) ввод в научный оборот документов об О. И. Макстенеке из архивохранилищ Государственного исторического архива Латвийского Национального архива (фонды «Прибалтийское районное охранное отделение», «Полицейское управление Рижского уезда», «Жандармское управление Лифляндского уезда»); 4) выявление и анализ документов, находящихся на хранении в Российском государственном архиве социально-политической истории; 5) изучение архивных документов о деятельности О. И. Макстенека на посту уполномоченного НКИД РСФСР в Монголии, находящихся на хранении в Архиве внешней политики Российской Федерации; 6) анализ материалов из Государственного архива Хабаровского края. Выводы. В архивных документах О. И. Макстенек предстает как историческая личность, чья жизнь и деятельность дают детальное представление о революционных событиях первой четверти XX в. в Лифляндии, Иркутской губернии, Забайкалье и Монголии, малоизвестных сторонах противоборства О. И. Макстенека с деятелями Дальневосточной республики, с троицкосавскими коммунистами; о строгости и неизбежности партийных взысканий того периода. Апогеем его революционной работы можно по праву считать деятельность на посту уполномоченного НКИД РСФСР в Монголии, когда О. И. Макстенек внес ощутимый вклад в победу Монгольской революции 1921 г. После 1921 г. он, по сути, становится одним из рядовых советских деятелей, руководителем среднего звена в судебной сфере, производстве, банковской и таможенной службе.

Введение. Данная статья об истории становления системы нотариата в одном из восточных регионов России ― Республике Тыва. Особенные черты развития общественных и государственных институтов Тувы характеризуют исследовательский интерес к данному региону. Цель статьи ― установить факты исторического опыта функционирования нотариального дела на территории Республики Тыва в 1914–1940-е гг. Материалы и методы. Источниковой базой исследования послужили документы Национального архива Республики Тыва: делопроизводственные документы Управления Комиссара по делам Урянхайского края и Переселенческого управления, местных хошунных и сумонных управлений, Нотариальной палаты Республики Тыва. Комплексный анализ нормативного регулирования системы нотариата после 1946 г. позволил доказать ее сформированность во второй половине 1940-х гг. Результаты. Во время Российского протектората 1914–1917 гг. в Урянхайском крае Положение о нотариате 1866 г. не было введено в силу национальных и геополитических особенностей территории. Фактически нотариальные функции исполняли представители местной национальной элиты (нойоны), старшие выборные русских поселков, чиновники Переселенческого управления и Управления Комиссара по делам Урянхайского края. В это время у коренного населения и крестьян-переселенцев не было общего единого представления о частной собственности, что вызывало множество споров, решаемых чиновниками местной российской администрации. В Тувинской Народной Республике в период 1921–1944 гг. система нотариата так и не сложилась. В образном понимании «нотариальное дело» поручалось осуществлять местным хошунным и сумонным управлениям (подобно сельским Советам, нотариальным столам в районных или городских исполнительных комитетах). Выявленные документы, среди которых «Книга приказов (по Кызылской нотариальной конторе) Тувинской автономной области за 1950–1958 гг.», позволили с точностью установить дату начала работы Первой Кызылской нотариальной конторы ― 1 февраля 1945 г., а анализ нормативного регулирования нотариата в Туве — утверждать о сформированных общих чертах его функционирования наравне с другими регионами Советской России.

Введение. Статья посвящена истории возникновения и развития в 1930–1991 гг. на территории Калмыкии самовольных поселений крестьян-единоличников. Исследование данной темы дает возможность более глубоко познать прошлое отдельных социальных групп, слоёв и классов и по отношению к ним государственную политику в годы советской власти. Главная цель статьи заключается в том, чтобы показать историю самовольно образованных крестьянами-единоличниками в советское время поселений. Автор рассмотрел причину и факторы, приведшие к созданию новых поселений в Калмыкии, проанализировал политику советских властей, взаимоотношения между последними и поселенцами. В процессе работы применялись историко-сравнительный и историко-генетический методы исследования, использовались труды предшествующих авторов и материалы Государственного архива Российской Федерации и Национального архива Республики Калмыкия, в том числе были впервые введены в научный оборот неопубликованные материалы. Результаты. Проведенный анализ показал, что на возникновение и развитие поселений повлияли такие факторы, как островное географическое положение, безлюдность и неосвоенность территории, тяжелые природные условия местности, стойкий характер переселенцев, а также негласная со стороны властей Приютинского улуса (Приютненского района) поддержка их в первые годы существования. Автор считает, что очень важно учитывать также тот факт, что самовольные поселения создавались единоличниками, которые в отличие от кулаков считались несознательными, «заблудшими» людьми, а не социально чуждыми элементами. Большинство «самовольцев» были людьми, не попавшими под раскулачивание, наиболее зажиточные из них успели ликвидировать свои хозяйства до того, как попали в список раскулаченных. Власти называли такие поселения по шаблону кулацкими, хотя таковыми они по своему социальному происхождению не были. Выводы. Самовольные поселения крестьян-единоличников в Калмыкии возникли вследствие насильственной коллективизации и носили протестный характер против незаконных действий властей. В целях подчинения политике коллективизации и восприятия нового, советского социально-культурного уклада жизни власти оказывали на них постоянное давление по различным направлениям, однако двум поселениям удалось устоять и сопротивляться в течение нескольких десятилетий. Политика властей по отношению к самовольным поселениям единоличников носила остро направленный социальный характер, поскольку был важен сам факт их социального происхождения и характер деятельности. В целом же в советский период задача ликвидации самовольных поселений единоличников была решена.

Введение. В статье освещаются малоизученные аспекты деятельности В. Н. Татищева (1786–1750). Его вклад в изучение древностей Урала и Сибири общепризнан, но его деятельность по изучению золотоордынских памятников Нижнего Поволжья и Северного Кавказа не получила должной оценки. Занимая различные государственные посты, он с 1720 г. занимался сбором материалов для написания работ по истории и географии России. Он сделал подготовку ландкарт и зарисовку древностей обязательным условием для проведения исторических исследований. Цель исследования — систематизировать сведения об экспедициях, организованных В. Н. Татищевым в 1742 и 1744 гг. на Северный Кавказ с целью изучения золотоордынских памятников, показать реальные цели и результаты экспедиций. Материалы и методы. Материалами исследования выступили сочинения В. Н. Татищева; опубликованное эпистолярное наследие В. Н. Татищева; картографические материалы ― как опубликованные, так и архивные. В ходе исследования применялись: историко-системный, историко-сравнительный и картографический методы. Результаты. Во время пребывания в 1741–1745 гг. в должности астраханского губернатора он планировал произвести фиксацию развалин золотоордынских городов в Нижнем Поволжье. В июле 1742 г. он организовал экспедицию в город Маджар на Северном Кавказе в составе кондуктора Инженерного корпуса А. Голохвостова, «живописного ученика» М. Некрасова и 20 казаков. Ее участники подготовили 3 рисунка Маджара, панорамы города Кизляра и Брагунской деревни, которые В. Н. Татищев отправил в Петербург. В 1743 г. он обратился к Сенату с просьбой о присылке двух геодезистов. Летом 1744 г. к нему были направлены геодезисты С. Чичагов и С. Щелков. Они подготовили около 75 карт, включая ландкарту Большой и Малой Кабарды, обнаруженную и опубликованную в 2009 г. Е. В. Гусаровой. Материалы исследований 1742 и 1744 гг. В. Н. Татищев отразил в своей «Истории Российской». В ней упомянуты города Маджар, Татартуп и «Юлат». Под названием «Юлат» упомянут город Джулат, локализуемый на месте городища Нижний Джулат. Выводы. Работы 1742 г. преследовали исключительно научные цели, работы 1744 г. — в основном практические цели. Имеющиеся материалы позволяют признать В. Н. Татищева организатором первых работ по изучению золотоордынских памятников Северного Кавказа: городищ Маджары, Нижний Джулат и Верхний Джулат (Татартуп). Уход В. Н. Татищева с должности астраханского губернатора в 1745 г. прервал изучение памятников Нижнего Поволжья и Северного Кавказа. Необходимо продолжить поиск архивных материалов по данной проблеме.

Введение. Среди произведений тибетской литературы существует отдельный класс комментариев к мантрам, которые можно отнести к комментариям к тантрическим текстам. В данной работе рассматривается «Краткое объяснение смысла коренной мантры Ваджракилаи „Сердечная сущность старика-держателя знаний школы старых переводов‟», автором которого является Донгак Чокьи Гьяцо (1903–1957). Текст рассматривается как образец комментария на буддийскую мантру, кроме того, объектом анализа становятся элементы мантры Ваджракилаи. Цель статьи — ввести в научный оборот комментарий к мантре Ваджракилаи и исследовать значение элементов буддийской мантры на примере этой мантры. Материалом для исследования послужило «Краткое объяснение смысла коренной мантры Ваджракилаи „Сердечная сущность старика-держателя знаний школы старых переводов‟», находящееся во втором томе «za» «Собрания сочинений Тулку Сунграба из монастыря Ньенмо» (тиб. snyan dgon sprul sku gsung rab pa’i gsung ’bum) в трех томах, изданного в Сычуаньском народном издательстве (тиб. si khron mi rigs dpe skrun khang) в Чэнду в 2006 г. Собрание сочинений находится в томах 21–23 (zha, za, ’a) серии «Собрание древних книг области Голог» (тиб. mgo log dpe rnying dpe tshogs). Результаты. В исследовании представлены краткая биография Донгак Чокьи Гьяцо, рассмотрено значение имени божества Ваджракилая, а также дан перевод «Краткого объяснения смысла коренной мантры Ваджракилаи» вместе с транслитерацией.

Введение. Изучение городища Башанта-I находится еще на начальной стадии. Археологические работы были проведены здесь в течение трех сезонов (2010, 2015 и 2018 гг.). В 2018 г. ввиду чрезвычайной засухи впервые появилась возможность провести раскопки на дне лимана. В раскопе 4, а также в 12 разведочных шурфах на дне озера был обнаружен цоколь стены, сложенный из трех (иногда четырех) рядов крупных ракушечных блоков, общей протяженностью 189 м. Прослеженная часть цоколя составляет примерно две трети предполагаемой протяженности северной крепостной стены. Цель статьи — осветить результаты изучения каменного цоколя северной стены городища Башанта-I эпохи Хазарского каганата. Материалы и методы. С 2015 г. совместная археологическая экспедиция Калмыцкого научного центра РАН и Института археологии им. А. Х. Халикова Академии наук Республики Татарстан под руководством автора статьи ведет комплексные исследования попеременно на двух городищах Башанта-I и Башанта-II с применением методов ГИС. По образцам костей животных получены пять радиокарбонных дат, дающих основание полагать, что Башанта-I и Башанта-II являются наиболее ранними на территории домена хазарского кагана. Анализ массового материала — амфор причерноморского типа подтверждает результаты радиокарбонного анализа. На городище Башанта-I проведены геофизические исследования, выполнены технологические и типологические исследования амфорной керамики. На мысу в центральной части побережья в раскопе 2 (252 км2) были обнаружены следы каменного строения размерами примерно 14х16 м. В северо-восточном углу здания обнаружен камень с тамгой. Многочисленные находки из раскопа состоят из обтесанных строительных камней, амфорного боя, черепицы, фрагментов штукатурки и костей животных. Результаты. Судя по выявленной части цоколя северной крепостной стены, Башанта-I пополняет собой число укрепленных крепостей (тип 2) Хазарского каганата в степной зоне, хотя изогнутая в виде гофра-дуги стена на каменном цоколе является уникальной и отличает ее всех городищ Донской агломерации Хазарского каганата, имеющих геометрические формы.

Введение. В статье обсуждается частота употребления показателей множественного числа существительных в калмыцком, бурятском и халха-монгольском языке. Цель исследования ― выявить, насколько данный параметр отличается в разных монгольских языках (при том, что во всех перечисленных идиомах употребление маркера плюралиса считается факультативным), для дальнейшего изучения влияния окружающих языков на монгольские. Материалы и методы. Исследование проведено в два этапа: сначала на небольшом количестве текстов («микрокорпусе» — 10 115 словоупотреблений), затем на Калмыцком (800 000 словоупотреблений) и Бурятском (2 200 000 словоупотреблений) корпусах, находящихся в открытом доступе в сети интернет. Использовался метод подсчета и сравнения полученных числовых данных. Результаты. Микрокорпусы показывают, что маркеры плюралиса в калмыцком языке употребляются чуть реже, чем в бурятском (в калмыцком — в среднем на каждом 21-м слове; в бурятском — на каждом 18-м). «Большие» же корпусы показывают, что в калмыцком показатели множественного числа используются почти в два раза чаще, чем в бурятском (в калмыцком — на каждом 16-м; в бурятском — на каждом 36-м). Получить данные о частотности употребления маркеров плюралиса в современном монгольском языке из большого корпуса пока что технически невозможно (в монгольском микрокорпусе показатели множественного числа встречаются в среднем на каждом 64-ом слове). Тем не менее числовые данные подтверждают, что и в калмыцком, и в бурятском языках маркеры плюралиса употребляются чаще, чем в монгольском. Выводы. Автор предполагает, что примерно в XVII в. или позднее в монгольском языке по какой-то причине мог начаться процесс сокращения частоты употребления маркеров плюралиса (есть данные, опубликованные Дж. Стритом, что в среднемонгольском языке — XIII–XVI вв. — они употреблялись в четыре раза чаще, чем в современном халха-монгольском языке). Скорее всего, этот процесс не успел коснуться бурятского и калмыцкого языков, поскольку эти языки, отделившись от генетически родственного окружения, вероятно, в результате влияния русского языка в какой-то мере «законсервировали» рассматриваемую черту (частое употребление показателей множественного числа), причем бурятский язык еще и развил способность присоединять маркеры плюралиса к прилагательным, не субстантивируя последние.

Введение. В двух первых книгах на якутском языке ― «Деяния и послания апостолов» (1858) и «Краткая грамматика якутского языка» Д. Хитрова (1858) ― присутствует знак лонги, обычно обозначающий долготу гласного, над краткими гласными. Целью исследования было попытаться установить правила постановки этого знака и выяснить, стоит ли за ним какая-либо фонетическая реальность, сохранившаяся в современных якутских диалектах. Материалы и методы. На первом этапе анализа было установлено, что в рассматриваемых книгах лонга появляется только в формах односложных основ. Поэтому была проведена сплошная роспись всех форм односложных основ тюркского происхождения и для каждой лексемы была посчитана статистика ее употреблений с лонгой и без лонги. Эти данные были сопоставлены в экспериментально-фонетической программе Praat с результатами анализа произнесений неначальных форм односложных лексем в современных якутских говорах. Результаты. Было выявлено, что у ряда носителей современных диалектов в неначальных формах односложных слов гласный первого слога выделен по долготе и интенсивности по сравнению с гласным второго слога, на который обычно падает ударение в литературном якутском языке. Это выделение присутствует нерегулярно так же, как и в первых книгах. Наиболее часто как в первых книгах, так и в современных диалектах просодически (лонгой в графике) выделены ы, э, аа, уу в первом слоге неначальных форм односложных слов. Выводы. Неожиданный набор гласных (ы, э обычно достаточно краткие) и позиция появления долготы и интенсивности на гласном первого слога, подтвержденные данными четырех независимых источников (двух книг и двух современных говоров), показывают, что благодаря анализу первых книг на якутском языке удается выявить ранее неописанную просодическую особенность якутских диалектов, которая нуждается в дальнейшем комплексном описании. 

Введение. Дифференциация пословиц и поговорок, являясь междисциплинарной проблемой, остается одной из актуальных и не разрешенных до конца задач как в фольклористической, так и в языковедческой науках. Не только в башкирской и тюркской, но и отечественной и зарубежной науке в целом до сих пор не выработана единая точка зрения на проблему разграничения пословиц и поговорок. Объектом исследования в данной статье выступает пословично-поговорочный фонд башкирского языка. Цель исследования — анализ и выявление основных критериев разграничения пословиц от поговорок башкирского языка. Материалы и методы. Исследование выполнено на основе изданных Институтом истории, языка и литературы Уфимского федерального исследовательского центра РАН томов башкирского фольклора и экспедиционных материалов. Общий объем исследованного на сегодняшний день пословично-поговорочного фонда составляет 12 197 единиц, в том числе 1 172 поговорки. Сплошному анализу подвергся весь обозначенный фонд паремий. В исследовании применялись методы семантического и контекстуального анализа, статистический метод. Результаты. В статье изучены и выявлены следующие критерии определения башкирских поговорок: синтаксическая структура в виде незаконченного или законченного предложения, пополняемость из речевого контекста, обобщение на уровне конкретной ситуации, буквальный план, возможность (не­обязательность) дидактичности. Разработанная авторами методика разграничения пословиц и поговорок на башкирском материале, опирающаяся на труды зарубежных, отечественных и башкирских ученых, позволила представить пословицы и поговорки в фольклорном корпусе раздельными базами данных. Анализ поговорок показывает значительное преобладание по количеству синтаксически и семантически завершенных конструкций по сравнению с другими конструкциями.

Введение. Исследование этимологии китайского иероглифа 佛 (fó) показывает, что важными факторами его использования для перевода понятия «Будда» с санскрита из индийских сутр является не только фонетика, но и морфология самого иероглифа, а также его интерпретация в древних китайских текстах. Цель статьи ― этимологический анализ иероглифа 佛 с выделением ранних значений на основе примеров из текстов классических философских сочинений, что позволит выявить причины закрепления 佛 в переводах в отличие от созвучных лексем (как 浮). Обращение к историко-культурному фону, особенностям распространения учения Будды и зарождения китайского переводоведения позволило подчеркнуть влияние этих процессов на происхождение нового значения 佛. Источниковую базу исследования составили китайские этимологические и толковые словари, сводные электронные языковые базы и тексты китайских исторических сочинений, а также материалы, представленные в трудах историков-лингвистов. Результаты. Знак 佛 встречался в даосской и конфуцианской литературе задолго до распространения буддизма в Китае. Его этимологический и семантический анализ, интерпретация ряда значений, встречающихся в текстах философских сочинений, позволили показать истоки нового значения иероглифа 佛 «Будда» и его использования в переводах. История развития простой фоноидеограммы 佛 затрагивает когнитивный аспект лингворегиональных исследований и отражает сложный процесс адаптации буддийского учения в Китае, а также становления китайского переводоведения в условиях межкультурного взаимодействия Индии, Китая и государств Тохаристана в первых веках н. э.

В селькупских сказках бросается в глаза одна странная вещь: главный герой и его противник, как правило, являются родственниками. Герой с положительной характеристикой убивает родственника, называемого чёртом, и/или его близких — дочерей и мать, все это совершается с особой жестокостью. Черт обычно умерщвляет родителей положительного героя, что не является помехой для женитьбы этого героя на дочери черта. Если вспомнить, что фольклор отражает определённую историческую действительность, стадиальные представления народа об устройстве общества и его морали, встаёт вопрос, почему у селькупов прошлого существовали такие этические нормы и чем они объяснялись. Целью исследования ставилось рассмотреть мотив родственной вражды в фольклоре северных селькупов, в задачи исследования входило выявление и объяснение сюжетов селькупского фольклора, в которых родственники выступают противоборствующими сторонами. Основными методами исследования были семантический анализ (и его аналоги — абстрагирование и прочтение метафор), комплексный подход, типологический и исторический методы, моделирование и теоретизация. Теоретическую базу, на которой проверялась исследовательская логика, составили концепции А. Геннепа, К. Леви-Стросса и А. М. Золотарева. В результате исследования были сделаны следующие выводы: в прошлом селькупы имели дуальную социальную организацию, весь народ делился на две фратрии, две экзогамные половины, члены которых заключали между собой брачные союзы. Война, ведомая сказочными героями, подчёркивает разделение народа на две части и указывает на «пропасть», лежащую между половинами народа. В селькупском мотиве родственной вражды мораль стоит на втором плане, смысл мотива — языком метафор описывать модель, эталон общественного устройства, социальной организации селькупов на определённом историческом этапе.