Preview

Oriental Studies

Расширенный поиск
Том 13, № 2 (2020)
Скачать выпуск PDF

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

252-268 979
Аннотация

Цель статьи ― анализ взглядов Далай-ламы XIII на статус Тибета в его исторической ретроспективе. Материалы. Изучены российские разведывательные и дипломатические документы из Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ) с привлечением ранее опубликованных данных из архивов и мемуаров. Результаты. Согласно изученным материалам, Далай-лама XIII указывал, что отношения Далай-лам с цинскими императорами ограничивались лишь тем, что первые были «духовниками» последних, тогда как светскую власть над Тибетом Далай-лама V получил от монгольского Гуши-хана; со временем цинская власть там укреплялась и китайцы стали считать Тибет полузависимым государством, но не было ни завоевания, ни какого-либо государственного акта или документа, подтверждающего подобную зависимость, за исключением односторонних административных распоряжений китайских правителей; Тибет никогда не был под владычеством Китая; лишь позже их отношения стали переходить в вассальную зависимость Тибета; с отречением маньчжурской династии Тибет становился столь же самостоятельным, как до нее. Эти заявления Далай-ламы XIII согласуются с историческими фактами. Связи Далай-лам и цинскими императорами адекватно описываются отношениями «наставник – покровитель». Изученные документы показывают, что тибетско-цинские отношения трактовались обеими сторонами в ряде аспектов по-разному. До самого отречения маньчжурской династии Далай-лама не стал вассалом императора, а Тибет ― частью Цинской империи. Коллапс этой империи и отречение династии дали основание Далай-ламе говорить об окончательном прекращении прежних связей Тибета с Китаем. В статье также приводятся беседы Далай-ламы XIII с российскими представителями и обсуждается церемониал его приема вдовствующей императрицей Цыси и императором Гуансюем в Пекине.

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ

269-277 716
Аннотация

Введение. Статья посвящена одной из малоизвестных страниц в истории Калмыцкого ханства — церемонии объявления Церен-Дондука в наместническое достоинство в 1724 г. Цель статьи — введение в научный оборот новых архивных сведений о периоде правления калмыцкого хана Церен-Дондука (1724–1735 гг.). Источниковой базой послужили материалы Национального архива Республики Калмыкия, хранящиеся в фонде И-36. В «Журнале по калмыцким делам» отложились донесения и рапорты астраханского губернатора А. П. Волынского «О происходивших между калмыцкими владельцами ссорах и междоусобиях». Результаты. Смерть калмыцкого хана Аюки в 1724 г., сопровождавшаяся начавшейся внутренней усобицей среди молодых владельцев за передел улусов, поставила перед российским правительством вопрос о введении новой временной формы управления в Калмыцком ханстве — наместничества. Выбор астраханского губернатора А. П. Волынского кандидатуры Церен-Дондука был сделан в надежде, что ханский сын, став наместником, должен был консолидировать калмыцкое общество и преодолеть политический кризис в ханстве, длившийся с 1723 г. Это, несомненно, имело положительное значение для Калмыцкого ханства и его народа. Восстановление политической системы и консолидация улусов были положительно восприняты правительством, несмотря на то, что оно выступало за кандидатуру Дорджи Назарова, но в итоге согласилось с выбором губернатора. Данное решение вызвало определенное скрытое сопротивление отдельной части калмыцкой правящей знати. Вместе с тем кандидатура Церен-Дондука была во многом компромиссной и устраивала большинство калмыцких владельцев. Выводы. Российское правительство стремилось консолидировать власть у калмыков в руках одного правителя, наделив его наместнической должностью, хотя она носила временный характер до определения и утверждения калмыцкого хана. Работа сторон над редакцией текста наместнической шерти также выявила две наиболее актуальные проблемы в русско-калмыцких отношениях на тот период: ограничение свободы внешнеполитических отношений калмыков и ногайский вопрос.

278-304 1065
Аннотация

Введение. В XVII в. Оружейная палата Московского Кремля (ОПМК) являлась крупнейшим хранилищем шлемов центральноазиатского образца («шапок калмыцких») в Европе. Введение материалов ОПМК в научный оборот является актуальной задачей. Цель исследования ― выявить этапы формирования группы «шапки калмыцкие» в ОПМК, уточнить ее состав, особенности эксплуатации и хранения. Результаты. Установлено, что первые богато оформленные центральноазиатские шлемы начали поступать в ОПМК еще в первой половине XVII в. как дипломатические подарки монгольских и ойратских правителей. Во второй половине столетия в Москву стали целенаправленно свозиться шлемы южносибирского производства, полученные русскими властями от «кузнецких татар» (предков шорцев). Это были более простые наголовья, вероятно, аналогичные тем, что передавались «кузнецкими татарами» ойратам в качестве алмана (дани) и в обмен на скот. Наконец, третьим источником формирования рассматриваемой группы шлемов стали арсеналы русской знати. Во второй половине XVII в. в ОПМК хранились около 100 «шапок калмыцких». В ходе исследования не получило подтверждение распространенное мнение о тождественности «шапок калмыцких» и «шапок бумажных». Все сохранившиеся в собрании наголовья изучаемой серии представляют собой клепаные железные шлемы различных типов. В 60–70-х гг. XVII в. «шапки калмыцкие» дорабатывались московскими мастерами, которые снабжали их пластинчато-нашивными бармицами, подшлемниками, подбородочными лентами и плюмажами. Одновременно с этим в ОПМК было налажено производство пластинчато-нашивных куяков предположительно центральноазиатского образца. Начиная с 1664 г. русские придворные начинают массово участвовать в военных смотрах и встречах иностранных дипломатов, будучи облаченными в куяки, «шапки калмыцкие», наручи и «калмыцкие зарукавья». Выводы. Повышенное внимание к ойратскому доспеху во второй половине 50–70-х гг. XVII в. было, вероятно, обусловлено не только ростом интереса московской знати к азиатской оружейной экзотике, но и началом активного участия калмыков в военных предприятиях Российского государства. Это дает основание предположить, что применение русскими придворными «шапок калмыцких» и куяков во время торжественных церемоний преследовало цель не только поразить зрителей, но и символически отобразить вовлечение воинственных и победоносных калмыков в политическую орбиту Московского царства.

305-317 715
Аннотация

Введение. Монгольская революция 1921 г. представляет собой результат активного двустороннего взаимодействия монгольских и советских революционеров. В подготовке революции, в частности в советско-монгольских переговорах 1920‒1921 гг. и препровождении монгольских делегатов из пограничного Троицкосавска в ДВР и Советскую Россию в 1920 г., большую роль сыграл уполномоченный НКИД РСФСР в Монголии О. И. Макстенек. Цели и задачи исследования. Статья посвящена изучению деятельности О. И. Макстенека на должности уполномоченного НКИД РСФСР в Монголии с июня 1920 по март 1921 гг. Для ее решения ставятся следующие задачи: 1) освещение политической ситуации в Монголии и сопредельных регионах — Дальнем Востоке и Забайкалье (по данным О. И. Макстенека); 2) ввод в научный оборот архивных сведений об информационной, организационной, дипломатической, политической и экономической деятельности О. И. Макстенека. Материалами исследования являются документы из Архива МИД Монголии под названием «Итоги деятельности уполномоченного Наркоминдел в Монголии О. И. Макстенек за время с 1-го июня 1920 г. по март 1921 г.». Результаты. Получены неизвестные ранее, ценные сведения о разносторонней активной деятельности О. И. Макстенека. В частности, выяснены детали и особенности встреч Макстенека и членов МНРП в Троицкосавске в 1920 г.; вопрос о занятии Маймачена, рассмотренный в феврале 1921 г., имена деятелей изучаемого периода. Выводы. Уполномоченный НКИД в Монголии О. И. Макстенек, вынужденно находясь в Троицкосавске в июне 1920 – марте 1921 гг., провел большую работу в деле подготовки Монгольской революции 1921 г. Благодаря ему монгольские делегаты смогли беспрепятственно продвигаться из Троицкосавска в другие города ДВР и Советской России, а также организовывать в Троицкосавске собрания МНРП.

318-329 508
Аннотация

Введение. Этнические депортации в СССР привели к ликвидации ряда национальных автономий и передаче их территорий другим национально-государственным и административно-территориальным образованиям. Территория Калмыцкой АССР была разделена между Астраханской, Сталинградской, Ростовской областями и Ставропольским краем. История данных территорий в период пребывания калмыков в ссылке недостаточно исследована в современной историографии. К неизученным вопросам относится и территориальный спор между Астраханской областью, Ставропольским краем и Сталинградской областью в 1954 г. по поводу Сарпинского и Степного районов. Материалы и методы. Статья основана на впервые вводимых в научный оборот документах фонда Бюро ЦК КПСС по РСФСР в Российском государственном архиве социально-политической истории. Автор также использовал и другие исторические и историографические источники. В работе с источниками применялись сравнительно-исторический, проблемно-хронологический методы и метод источниковедческой критики. Результаты. Разногласия по поводу Сарпинского и Степного районов — пример территориальных споров между разными краями, областями и республиками СССР. Общие причины данных конфликтов связаны с административно-территориальными преобразованиями в советский период истории. В то же время конкретные причины отдельных территориальных споров отличаются. Обострение территориальных претензий между республиками, краями и областями на юге страны произошло после смерти И. В. Сталина и смены политического руководства страны. Астраханские руководители были недовольны передачей в 1952 г. Степновского района в Ставропольский край, где он был переименован в Степной. Они обратились к высшему партийному и советскому руководству с просьбой передать им не только данный район из Ставропольского края, но и Сарпинский район из Сталинградской области. Но советское руководство в 1953–1955 гг. проявляло осторожность в вопросах об изменении административных границ. Позиции ставропольского и сталинградского руководства оказались лучше обоснованы, и астраханские руководители не смогли добиться поставленных задач. После возвращения калмыков из ссылки в 1957 г. Сарпинский и Степной район вошли в состав калмыцкой национальной автономии.

330–357 1117
Аннотация

Введение. Статья посвящена воинам-калмыкам рядового и сержантского состава, которые в 1944–1945 гг. оказались в Широковском исправительно-трудовом лагере НКВД СССР (Широклаг). После несправедливого решения о ликвидации Калмыцкой АССР и высылке калмыцкого народа в Сибирь в декабре 1943 г. более 2/3 калмыков-военнослужащих Красной армии из числа рядовых и сержантов, уцелевших к тому времени, были направлены в Широклаг. Там из них были составлены два национальных строительных батальона, в которых калмыки служили в качестве «трудармейцев». Тяжелый физический труд почти без всяких средств механизации, сложные климатические условия, непосильные нормы выработки и скудное питание привели к массовому истощению калмыков-красноармейцев, их высокой заболеваемости и смертности. Цель статьи ― осуществить статистический анализ сведений о воинах-калмыках, находившихся в Широклаге. Материалы и методы. Основой для специально составленной базы данных послужил аннотированный список широклаговцев, опубликованный в 2000 г. под названием «Широклаг. Широкстрой». Анализ осуществлялся по следующим категориям: национальность, место (район) рождения, место (военкомат) призыва, год рождения, уровень образования, партийность, заболевания, приведшие к смерти и инвалидности, боевые награды, время прибытия в Широклаг, время и регионы убытия уцелевших широклаговцев. Результаты. В ходе анализа выяснилось, что справочник включает в себя, помимо калмыков, представителей других национальностей, имеет ряд неточностей, при этом некоторые калмыки-широклаговцы в него не попали. Тем не менее данный аннотированный справочник предоставляет огромный массив статистической информации по указанным категориям, обработка которых дает большие возможности для анализа массового источника и составления коллективного портрета калмыков-широклаговцев. В силу своей массовости этот портрет вполне репрезентативен как портрет калмыков-фронтовиков на третьем этапе Великой Отечественной войны.

ЭТНОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ

358-367 1073
Аннотация

Цель статьи ― рассмотреть место и роль буддизма в современной социально-политической стратегии Коммунистической партии Китая. Результаты. Показано, что социально-политическая стратегия КПК нацелена на реализацию «китайской мечты», которая подразумевает: построение «социализма с китайской спецификой в новых условиях»; «полное построение среднезажиточного общества»; реализацию проекта «Один пояс — один путь»; выстраивание с другими странами «сообщества единой судьбы человечества»; построение «единого многополярного мира». Официальной идеологией, нацеленной на реализацию стратегии партии, является марксистская философия. В статье раскрыты основные этапы развития марксистской философии в контексте социальной и политической ориентации Китая. Вместе с тем уделяется большое внимание традиционной культуре. Отмечается, что особое значение в реализации идеи «китайской мечты» придается возрождению культурного наследия, важнейшей частью которого являются «три учения» ― конфуцианство, даосизм и буддизм, и в этом наследии буддизм имеет большую значимость. Показана модернизация философских и сотериологических принципов буддизма, произошедших в русле новых тенденций в социальной политической жизни Китая. Выявлено, что важное значение в этой модернизации имеет концепция «гуманистического буддизма», выдвинутая одним из лидеров обновленческого буддизма Тай Сюем. Показано отношение модернизированного буддизма и коммунистической партии, базирующееся на взаимовыгодной основе. Раскрыто, что философско-мировоззренческие принципы буддизма, его толерантность, миролюбивый настрой составляют огромный потенциал для его использования в социальной и политической стратегии коммунистической партии Китая. Подчеркивается роль буддизма во внешней политике правительства Китая как фактора дипломатии.

368–384 942
Аннотация
Введение. Большая Медведица ― самое почитаемое созвездие у монгольских народов. Цель статьи — провести анализ представлений, связанных с этим созвездием, по данным фольклорных и полевых материалов, выделить основные мифологические характеристики и осветить проблему разновременных напластований в верованиях о созвездии Большая Медведица в среде калмыков и ойратов (западных монголов). В соответствии с целью поставлены две задачи: провести анализ основных сюжетов о происхождении Большой Медведицы, известных среди калмыков и ойратов, в сопоставлении с сюжетами, известными у других монгольских народов; рассмотреть представления о Большой Медведице в сопоставлении с некоторыми календарными обрядами и мифологическими образами, почитаемыми в культуре калмыков и ойратов, а также осветить современные обряды, направленные к созвездию. В первой части статьи на основе анализа привлекаемых фольклорных, этнографических и лингвистических материалов исследуется первая из поставленных задач. В следующей части статьи, планируемой к публикации в следующем номере журнала, соответственно будут рассмотрены вопросы, связанные с постановкой второй задачи. Результаты. В части первой статьи выявлены основные варианты мифологических текстов о Большой Медведице (монг. Долоон бурхан, Долоон өвгөн, калм. Долан бурхн, Долан одн) у калмыков и ойратов в сопоставлении с мифами других монгольских народов. Показано, что основные варианты мифа о происхождении Большой Медведицы связаны с представлениями о семи персонажах-мужчинах (братьях, названных братьях, ворах) или о человеко-быке. При этом сюжет о ворах уникален для монгольской традиции, исследователи фиксировали его у тюркских народов. Сюжет о человеко-быке по имени Масн Мирү или Массанг восходит к тибетской традиции, но происхождение терминов может указывать на возможную связь темы происхождения созвездия также с известным архаическим сюжетом о смене дня и ночи как отражении погони за оленихой и солярной темой.
385–404 550
Аннотация

Введение. В буддийской религиозной практике Утайшань как символ пяти священных гор Китая издавна пользовался славой у паломников как одно из самых сакральных мест Восточной и Центральной Азии вслед за Лхасой в Тибете. В статье рассматриваются сакральные объекты Утайшаня и особенности почитания буддийских объектов паломниками (в том числе представителями монголоязычных народов). Целью данной работы является исследование современных локальных форм поклонения буддистов в период посещения религиозных объектов Утайшаня и выявление общего и особенного в их практиках. Материалы и методы. Основным источником для данной статьи послужили полевые материалы автора по итогам поездки в 2019 г. в буддийский религиозный и паломнический центр Утайшань провинции Шаньси Китайской Народной Республики. Для сравнительного анализа были использованы материалы по традиционным религиозным представлениям монгольских народов, в частности бурят. В работе применялись описательный метод, историко-сравнительный анализ, а также метод включенного наблюдения. Результаты. В современном мире для многих представителей традиционных религиозных практик в связи с открытием границ стали доступны для визитов и осмотров различные объекты, в том числе религиозные, и появилась возможность посещения особых культовых мест. К таким местам относятся, согласно культурно-историческим традициям бурят, сакральные объекты и на территории этнической Бурятии (например, о. Ольхон и национальный парк «Алханай»), и в соседних государствах (главный буддийский храм Гандан Тэкчилинг в Улан-Баторе, в Монголии, Лхаса и Утайшань — в КНР и др.). В результате первичного исследования выявлена историческая связь священных гор Утайшаня с другими сакральными объектами Восточной и Северной Азии и их религиозно-мифологические параллели. Согласно религиозной традиции, указанные объекты, начиная с Юаньской династии, оказали огромное влияние на развитие буддизма в контексте этнокультурных традиций монгольского мира.

405–421 1368
Аннотация

Цель статьи — анализ социокультурных функций свадебной обрядности тувинцев как фактора, определяющего и отражающего традиции социальных связей в этнической общности. Задачи: рассмотрение исторической ретроспективы (с рубежа XIX–XX вв. и на протяжении всего ХХ в.) и современного состояния обряда. Материалы и методы. Источниковой базой работы выступили опубликованные сведения и заключения по свадебной обрядности прошлых периодов, а также авторские полевые материалы и наблюдения проведения тувинских свадеб в 2000-е гг. Для анализа современного состояния также представлено детальное описание полного цикла свадебной обрядности современных тувинцев и их свадебной церемонии 2019 г., прошедшей в г. Кызыле. Методологический подход — социокультурный анализ свадебной обрядности и функций, которые они выполняли и выполняют в социальной жизни. Результаты и выводы. Научная изученность тувинских свадеб ведет отсчет с конца XIX в. и включает в себя значительное число исследований этнографов, социологов, культурологов, направленность которых соответствует общим этапам работ тувиноведения в течение ХХ–XXI вв. Самым значительным можно назвать детальное описание обрядности и определение ее места в традиционной культуре. В статье впервые объединены имеющиеся выводы исследователей, представлена общая эволюция изменений социокультурных функций. Свадебная обрядность тувинцев в разные периоды, с конца XIX в. до нынешнего времени, рассматривается как: 1) традиционная обрядность для укрепления семейных связей разных родо-племенных групп и решения экономических задач оптимального ведения хозяйства, 2) обрядность для социальной легитимизации, согласно советской политике уравнивания прав мужчин и женщин, в условиях неолокальности проведения обрядов, 3) современная обрядность для социальной презентации, представляющая собой соединение самых разных традиций, новаций и заимствований, содержащая значительное число проблем (излишняя театрализация, значительные расходы на проведение, соревновательность сторон родственников, расточительство дарами и пр.).

422-435 668
Аннотация
Введение. Сохранение языков народов России ― одна из актуальных современных проблем государства, а имя человека ― важная часть языка и культуры народа. Социологический мониторинг выявляет сокращение функционирования бурятского языка, однако в достаточной степени развиваются антропонимы бурят. Цель ― исследование исторической динамики бурятских антропонимов для выявления особенностей этнических процессов в условиях модернизации общества и глобализации. Материалы. Статья базируется на архивных, полевых, рукописных, литературных материалах. Антропонимы бурят рассматриваются на диахроническом (XIX–XXI вв.) и синхронном (Предбайкалье и Забайкалье) срезах. Результаты. Бурятская антропонимика изучается с 1970-х гг. Анализ материалов показал, что вследствие постоянной трансформации и модернизации, присущих обществу, антропонимы бурят историчны, при этом сохраняется пласт исконно бурятских имен. В XIX в. у предбайкальских бурят распространены исконно бурятские имена, сохранившиеся в фамилиях, русские имена практикуются мало. У бурят-буддистов исконные имена сокращаются из-за экспансии имен тибетского происхождения, ставших бурятскими буддийскими. В XX–XXI вв. становятся распространенными фамилии с буддийской основой. Имя и фамилия несут этноразличительную функцию. С середины XX в. происходит распространение русских имен, в конце XX – XXI в. повышается престиж бурятских имен. Трансграничное положение бурят определило специфику формирования антропонимов: они состоят из элементов монгольской кочевнической, российской (православной) и индо-тибетской (буддийской) культур при достаточном сохранении центрального ядра бурятской традиционной (шаманистской) культуры. Выявлена историческая динамика, свидетельствующая о бурятах как части единого монгольского мира, а также адекватная развитию бурятского общества как части российского и советского региона в составе Российской империи, СССР и РФ. Выводы. Исследование тенденций в имянаречении бурят на длительном хронологическом срезе и в широких территориальных рамках выявляет отражение в антропонимах глобальных и локальных фактов истории народа, а также трансформацию его ценностных ориентиров. Буряты сохранили пласт исконно бурятских имен, остальные инновационные пласты (русский, бурятский буддийский, современный бурятский, возрожденный архаичный бурятский) образованы в результате динамического исторического процесса.
436-454 503
Аннотация

Введение. В статье представлены результаты исследования современного этноконфессионального ландшафта Республики Алтай. Этноконфессиональный ландшафт рассматривается как часть историко-культурного наследия и фактор, оказывающий влияние на современные социокультурные процессы. Цель статьи — выявить константы и тенденции развития этноконфессиональных отношений в регионе в XXI в. Методы. В качестве теоретического инструментария работы использованы теория социального действия М. Вебера и ряд социально-философских концепций, в том числе концепции социокультурного неотрадиционализма, коллективной памяти и коллективной травмы. Эмпирическую базу составили результаты социологических исследований, осуществленных автором с 2003 по 2018 гг., в ходе которых были выявлены наиболее знаковые для коллективной памяти народов Алтая исторические события, сыгравшие роль глобальных вызовов в Новое и Новейшее время, а именно распад потестарных структур кочевого мира и включение в орбиту отличной по своим характеристикам цивилизации, модернизационный переход и давление мировых религий. Результаты. На рубеже XX и XXI вв. отчетливо проявились тенденции, которые можно квалифицировать как коллективный ответ на глобальные вызовы: возрождение семейных и родовых форм самоорганизации, сохранение традиционных хозяйственных укладов, отказ от технократической составляющей модернизации, формирование неотрадиционных форм религиозного синкретизма. Анализ статистической информации, материалов региональных СМИ и социальных сетей, включенное наблюдение позволили выделить современные тенденции развития этноконфессиональных отношений в регионе: сохранение, несмотря на кризис, человеческого потенциала Республики Алтай, энергия которого направлена в том числе в этнокультурное, религиозно-мистическое и мифопоэтическое творчество, превращение сферы сакрального в пространство политического, гражданского, поколенческого высказывания. Делается и вывод о дуализме светского и религиозного в общественном сознании жителей региона. Высказывается предположение о том, что сакрализация памяти может быть одной из возможных форм использования наследия в преодолении коллективной травмы, вызванной модернизацией.

ФОЛЬКЛОРИСТИКА

455-464 640
Аннотация

Введение. Сегодня по результатам полевых исследований и анализу собранного фольклорного материала наблюдается исчезновение, стирание из народной памяти крупных эпических произведений. Удается зафиксировать лишь его фрагменты в виде фабулы или отдельных отрывков из эпоса. По мнению авторов, некоторые эпические памятники могли дойти до нас в виде кубаиров (эпических сказаний) и озон кюй (народных протяжных песен, легенд). Так, до наших дней дошли эпосы «Акбузат», «Идель и Яик», «Царь Шульган и Минэй-батыр», «Кунгыр-буга», которые в целом составляют эпос «Урал-батыр», дополняют его и продолжают. Этногенетическая легенда об Айне и Гайне в основе своей также может являться частью некогда известного древнего эпоса башкирского народа. Цели и задачи. Цель статьи ― выявить и рассмотреть древние представления башкир из рода Гайна о мире и окружающей природе, их верования, художественно-эстетические традиции, обряды и обычаи, которые характерны для архаичного эпосотворчества и сохранились в вариантах этногенетической легенды о башкирском роде Гайна ― «Гайнинцы», «Тулвинцы», «Айна и Гайна». Для достижения этих целей был решен ряд задач: установление в данной легенде художественно-эстетических особенностей, характерных для традиций эпосотворчества; выявление мифологического, мировоззренческого своеобразия отраженных в легенде солярных, сакральных мотивов, близнечных, тотемных образов, мотива образования рода в результате брачного союза культурного героя-демиурга и мифической ар из рода ведьм и т. д. Результаты и выводы. Известно, что эпос складывался веками, передавался из поколения в поколение, отшлифовывался и совершенствовался. Но в какой-то момент некоторые произведения перестают существовать как эпическое произведение. Возможно, причина этого кроется в стирании из памяти народа целостной картины некогда бывшего древнего эпоса, неких сакральных знаний и опыта. В результате проведенного исследования авторы пришли к выводу о том, что в осколке или какой-то части когда-то известного древнего эпоса о демиурге ар ― мифической праматери башкирского рода Гайна и двух братьях Айна и Гайна, дошедшего до нас лишь в виде мифологической легенды, знания сказителей уже были утрачены. Это, в свою очередь, привело к разрушению эпического сюжета, десакрализации древних верований и ритуалов, в том числе к утрате силы некогда отрицательной героини, безобразной колдуньи ар ― Тулауа, преобразившейся в прекрасную и добрую девушку, ставшей праматерью гайнинцев и т. д.

РЕЦЕНЗИИ

465-469 525
Аннотация

Жабаева Л. Б. Рец. на: Монголия в документах из архивов ФСБ России (1922–1936 гг.): (Сборник документов) / науч. ред. В. В. Наумкин, отв. ред. К. В. Орлова, В. В. Грайворонский; Ин-т востоковедения РАН. М.: ИВ РАН, 2019. 528 с. // Oriental Studies. 2020. Т. 13. № 2. С. 465–469. DOI: 10.22162/2619-0990-2020-48-2-465-469



Creative Commons License
Контент доступен под лицензией Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivatives 4.0 License.


ISSN 2619-0990 (Print)
ISSN 2619-1008 (Online)