Цель статьи — публикация и анализ археологических материалов Нового времени, полученных на выявленной в 2019 г. стоянке Первомайский-1 в Южном Зауралье (Россия, Республика Башкортостан, Абзелиловский район, высокое плато в 14 км к западу от правого берега р. Урал). В состав коллекции входят три группы гончарной керамики, посуда из фарфора и фаянса, различные железные изделия, куски железной руды, кости животных и т. д. Источниковедческий анализ комплекса находок и аналогии с территории Урала, Поволжья и Западной Сибири позволили датировать памятник серединой – второй половиной XIX в. и отнести его к типу кратковременных стоянок оседлого земледельческого населения. Привлечение для углубления анализа исторических сведений и картографических материалов позволило установить, что данная стоянка является полевым станом казаков станицы Магнитная (Оренбургское казачье войско) и возникла после создания Новолинейного района и переноса границы России на этом участке на 200 км к востоку. В результате этого бывшая крепость превращается в богатое село, в котором развивается торговля и резко увеличивается количество жителей. Картографические данные показывают, что данный объект в период своего существования был расположен в центре узкой (5–6 км), использовавшейся под пахотные угодья, полосы, ограниченной с востока основной транспортной артерией региона — Оренбургским почтовым трактом, а с запада — границей казачьих и башкирских земель. Проведенные комплексные исследования позволили обосновать датировку выявленного археологического комплекса, что имеет высокое значение для дальнейшего развития археологии Нового времени всего Уральско-Западносибирского региона, а также показать вероятную многочисленность у земледельческого населения полевых станов, которые могут рассматриваться как отдельный тип археологических памятников.

Введение. Дальневосточная республика, появившаяся в качестве «буферного» государства весной 1920 г., сыграла важную роль в транснациональной истории монгольского мира. Монгольские революционеры, осознавая потенциальные возможности большевистской власти и необходимость использования в своих целях российско-монгольского приграничья, решились на установление прямых контактов с региональными властями Дальневосточной республики и РСФСР. Целью исследования явилось изучение организационной роли Дальневосточной республики в качестве форпоста Монгольской революции 1921 г. Для ее решения были поставлены следующие задачи: изучение российско-монгольского революционного взаимодействия в 1918‒1920 гг.; освещение деятельности уполномоченного Народного комиссариата иностранных дел РСФСР в Монголии О. И. Макстенека; рассмотрение маршрута и работы трех групп монгольских делегатов в пределах Дальневосточной республики и Советской России в 1920 г.; созыв первого съезда Монгольской народной партии в марте 1920 г. в г. Троицкосавске. Материалами исследования послужили архивные документы по истории российско-монгольского военного сотрудничества в первой половине XX в., работы отечественных и монгольских авторов по исследуемой проблематике. Результаты. Выяснено, что подготовительные мероприятия Монгольской революции 1921 г., включая основополагающие поездки и собрания монгольских революционеров во второй половине 1920 – начале 1921 гг., проходили на территории буферного государства — Дальневосточной республики. Выводы: Руководство Дальневосточной республики во главе с Б. З. Шумяцким и уполномоченный Народного комиссариата иностранных дел РСФСР в Монголии О. И. Макстенек сыграли большую роль в организации деятельности монгольских делегатов-революционеров и в целом в укреплении у них мысли о суверенной Монголии с опорой на советскую власть и ее вооруженные силы.

Введение. Статья посвящена биографической реконструкции. Впервые в историографии на примере жизни персоналии, в качестве которой выступает толмач Афанасий Иванович Шорин, изучено место крещёной калмыцкой знати в политике Российской империи раннего Нового времени. В работе прослежено становление общения российской власти со степной элитой указанного периода, выявлены важные детали подобного процесса. Цель исследования — воссоздание документальной биографии героя в политико-дипломатическом контексте, сформировавшемся в данную эпоху на степных юго-восточных окраинах государства и прилегающих территориях. Материалы и методы. Исследование основано на материале документов российских центральных и местных учреждений, отразивших этапы биографии представителя социальной верхушки Ставропольского калмыцкого войска (с 1745 г. — корпуса), расквартированного близ крепости Ставрополь-на-Волге. Научный инструментарий работы охватил методы источниковедения и археографии, позволившие провести систематический анализ источников и выявить их связи, отражающие перипетии судьбы персоналии. Результаты. Историографический раздел текста обозначил важность проблематики истории этноконфессиональных групп, разрешаемой на материалах реконструируемой биографии. В содержательной части присутствует изложение этапов жизни индивида. Наибольшее место уделено фиксации следующих биографических вех: социальный статус, перспективы военной карьеры, попытки к бегству и отказ от строевой службы, двукратное прощение этих провинностей российскими инстанциями — дань заслугам предков, зачисление в Коллегию Иностранных дел, гражданская служба в Ставрополе-на-Волге, выполнение в конце 1750-х гг. важной политической миссии. Выявлено, как и почему жизненная траектория, весьма необычная для человека подобного круга и происхождения, отразила процессы взаимодействия российской стороны с кочевниками степных юго-восточных окраин и сопредельных территорий. Также подчеркнута значимость ойратского фактора для государства до и после падения Джунгарии и упразднения Калмыцкого ханства. Параллельно дана характеристика настроений ставропольского правящего звена, подчеркнута его неудовлетворенность своим положением к концу 1760-х гг. из-за ограничений, продиктованных сословной политикой властей. В статье проведена мысль, что именно внутреннее недовольство толкнуло высшую страту войска на участие в Пугачевщине. Заключение. В итоге автор констатирует, что крещеная калмыцкая аристократия и близкие к ней слои калмыцкого общества сыграли заметную роль во внешней и вероисповедной политике при Елизавете Петровне и в начале царствования Екатерины II, чем и объяснялось повышенное внимание к ним сверху. Но по истечении избранного хронологического периода их востребованность в рамках пограничного военно-политического уклада, соответственно, их субъектность оказалась во многом исчерпанной.

Цель статьи — рассмотреть историю возникновения и развития метеорологических наблюдений на востоке России и в восточных странах Евразии. Задачи данной статьи — не просто описать череду событий из истории становления метеорологии как науки на Востоке, а найти закономерности, обуславливающие ход, цепочки исследований природы этого региона, выделить основные этапы или периоды, по которым шло развитие; рассмотреть и уточнить вопросы становления метеорологии на востоке России и восточных странах Евразии. Материалы и методы. Для решения поставленных задач использовался комплекс дополняющих друг друга методов исследования: теоретический анализ географической, исторической литературы по исследуемой проблеме; изучение архивных материалов и опубликованных источников; сравнительный анализ событий из истории возникновения и развития метеорологической науки на восточных рубежах нашей страны. Результаты. Изучение архивных материалов и опубликованных источников позволило определить тенденции развития метеорологических исследований региона. Основной акцент в статье сделан на влияние Пекинской магнитно-метеорологической и Главной физической обсерваторий на возникновение и развитие метеорологической сети Востока.

Введение. Данная статья предусматривает анализ развития рыбной отрасли Калмыкии с 1926 г. по 1932 г. Цель статьи — показать процесс становления и развития рыбной отрасли Калмыкии в период НЭПа и региональные особенности на примере проведения коллективизации и индустриализации полукочевого калмыцкого населения в низовьях Волги и Прикаспия. Материалы и методы. В работе использованы исторические методы ― хронологический и проблемно-хронологический, которые позволили осветить историю развития рыбной отрасли Калмыкии с 1926 г. по 1932 г. Статья основана на различных источниках: материалах по развитию рыбной отрасли на территории автономной области (в том числе и в трудах, не связанных напрямую с тематикой рыболовства), делопроизводственной документации из различных архивов, полевых наблюдениях и т. д. Главным критерием в исследовании была достоверность и объективность. Результаты и выводы. Выяснение особенностей этапов развития рыбной отрасли Калмыкии периода 1926–1932 гг. позволил выявить различные практики и модели хозяйств в период организации и обустройства национальной области, механизмы и результаты взаимодействия центра и национального региона в рамках данного процесса. В статье показаны процессы становления и развития рыбной отрасли во вновь созданной автономии, трудности, которые пришлось преодолеть руководству Калмыцкой области, чтобы создать самостоятельную рыбную отрасль для развития населения и территории.

Введение. В 1960-е – середине 1980-х гг. в условиях роста преступности государство передало обществу некоторые функции охраны правопорядка и обеспечения безопасности граждан. Деятельность общественных организаций — добровольных народных дружин — способствовала противодействию росту преступности и правонарушений в стране. Несмотря на наличие научных трудов по деятельности добровольных народных дружин в указанные годы в общероссийском масштабе, региональный аспект данной проблемы не получил должного освещения. Добровольные народные дружины получили дальнейшее развитие и в постсоветский период, подтверждая свою востребованность. Материалы. Основными источниками статьи послужили материалы и документы Национального архива Республики Башкортостан, которые содержат ценные сведения о деятельности добровольных народных дружин, системе мер, направленных на борьбу с ростом правонарушений. Методы исследования. Динамика развития добровольных народных дружин и качественные изменения их состава были изучены на основе историко-генетического метода. Анализ архивных документов и материалов осуществлялся на принципах объективности и историзма, позволивших рассмотреть деятельность добровольных народных дружин Башкирии 1960-х и середины 1980-х гг. во взаимосвязи со сложившейся конкретно-исторической ситуацией. Целью данного исследования является анализ деятельности добровольных народных дружин Башкирии в 1960 – первой половине 1980-х гг. Результаты. В рассматриваемые годы в Башкирии было завершено создание сети добровольных народных дружин как вспомогательной организации, призванной на борьбу с ростом преступности и правонарушений. Контролируемые властными структурами, народные дружины превратились в мощную организацию, направленную на борьбу с противоправными явлениями. Они воздействовали на процесс правового воспитания советских граждан. Добровольные народные дружины совместно с органами охраны общественного порядка провели существенную работу по снижению уровня правонарушений. Автор приходит к выводу, что участие рядовых граждан в охране правопорядка было продиктовано растущей криминализацией общества и имеющимися изъянами в системе охраны общественного порядка. Партийно-государственные органы были вынуждены инициировать и поддерживать добровольные народные дружины.

Введение. В статье автор представил краткий общий обзор современного состояния и перспектив развития монголоведения в Институте востоковедения РАН, который недавно, в 2018 г., достойно отметил 200-летие своего создания в 1818 г. Институт востоковедения РАН сохраняет и укрепляет свои позиции одного из ведущих центров отечественного и мирового востоковедения. Цель исследования состоит в том, чтобы обобщить опыт развития монголоведения, одной из традиционных отраслей российского востоковедения, в Институте востоковедения РАН в 2010–2020 гг., охарактеризовать современное состояние и перспективы развития этого направления, показать достижения и проблемы. Материалами для исследования послужили публикации научных работ сотрудников Сектора Монголии Отдела Кореи и Монголии и других Отделов Института востоковедения РАН в 2010–2020 гг., а также материалы текущего архива Отдела. Использованы методы: исторический, хронологический, описательный, аналитический и др. Результаты исследования показывают, что, несмотря на ряд объективных и субъективных трудностей, монголоведение в Институте востоковедения РАН продолжает развиваться, разрабатываются актуальные, малоисследованные вопросы древней, средневековой, новой и новейшей истории Монголии, современного политического, социально-экономического и культурного развития Монголии и российско-монгольских отношений. В Институте востоковедения РАН, особенно в Секторе Монголии, существует острый дефицит молодых кадров-монголоведов. Без решения этой проблемы перспективы развития монголоведения в Институте востоковедения РАН не вселяют оптимизма. Институт располагает немногочисленной группой высококвалифицированных специалистов-монголоведов и других востоковедов, которые ведут научные исследования по широкому кругу направлений монголоведения (история, историография, источниковедение, выявление и публикация новых источников, памятников, архивных документов, филология, экономика, политология, социология, культурология, буддология, номадология и др.), публикуют свои научные труды, активно сотрудничают с коллегами из однопрофильных научных и образовательных учреждений Москвы, Санкт-Петербурга, Иркутска, Улан-Удэ, Элисты, Кызыла, Владивостока и других городов России, а также с гуманитарными институтами зарубежных стран, в том числе Монголии, Китая, Японии, США, Великобритании, Германии, Франции и других стран. Хронологически обзор охватывает период 2010–2020 гг., содержит характеристику основных изменений в кадровом составе монголоведов и других востоковедов, разрабатывающих монголоведную тематику, основные направления исследований, показатели научной, научно-организационной и публикационной активности, подробно перечислены основные коллективные и индивидуальные работы монголоведов Сектора Монголии Отдела Кореи и Монголии и других отделов ИВ РАН, опубликованные в 2010–2020 гг., указаны основные проблемы развития монголоведения в контексте общего развития востоковедения, сделаны выводы и прогноз дальнейшего развития монголоведения в ИВ РАН.

Введение. Статья посвящена этнониму самого многочисленного племени в составе бурятского этноса ― племени Хори. Установлено, что отсутствие в этнографических исследованиях общепринятого мнения о происхождении племенного названия вызывает сложности в изучении его этногенеза и ранней этнической истории. Целью исследования является выявление языковых и историко-культурных индикаторов происхождения термина «хори» как этнонима бурятского племени Хори и выявление этимологии племенного этнонима. В качестве материала использованы тексты шаманских призываний хори-бурят, сведения монгольских письменных источников, сюжеты петроглифов северного берега Байкала. Результаты. Историко-сравнительный и историко-сопоставительный анализ материала с аналогичными фактами в культуре тюрко-монгольских народов Центральной Азии и Южной Сибири показал, что словесное описание оленя-матери в шаманских текстах хоринских родов возводит его образ к скифо-сибирской канонической традиции изображения животных на каменных плитах, сопровождающих курганные захоронения в Западной и Северо-Западной Монголии, на Алтае и в Северной Туве. Историко-культурный и языковой этнические индикаторы возводят этимологию этнонима Хори к лексеме «хор» как названия солнца и его символа ― оленя у кочевых ираноязычных племен бронзового и раннего железного века степей Центральной Азии и Южной Сибири. Общее культовое отношение к лебедю ― тотемной птице со стороны материнского происхождения у хори-бурят, западных монголов и телеутов в сравнительно-сопоставительном анализе определяют этно- и культурную связь этнических предков племени Хори с тюркскими племенами с культом лебедя через этническое объединение «тумат», территориально связанное с Саяно-Алтаем. Выводы. Выявленные в исследовании сведения указывают на происхождение этнонима племени Хори в едином историко-культурном пространстве с кочевыми народами степей Центральной Азии ― носителями культуры плиточных могил с культом солнца и культом оленя-предка в его женской ипостаси.

Введение. Статья посвящена анализу пережитков культа лисы у башкир, которая являлась одним из почитаемых животных в их древних религиозно-мистических представлениях. Целью работы является изучение культа этого животного у башкир во всех его проявлениях в быту и хозяйственной жизни по данным фольклора, этнографии и других материалов. Материалы и методы. Основными источниками являются опубликованные этнографические, фольклорные, лингвистические сведения, а также полевые материалы автора по данной проблеме. Методологическую основу исследования составили принцип аналитического, ретроспективного и сравнительно-исторического анализа литературных, этнографических, фольклорных и лингвистических источников. Результаты. В работе впервые систематизированы и проанализированы различные материалы по культу лисы у башкир, что дает возможность воссоздать те или иные аспекты этнической истории башкирского народа, а также способствует выявлению исторических и генетических корней их духовной культуры. Введены в научный оборот новые фольклорные и этнографические сведения, переведенные автором на русский язык. Выводы. В традиционном мировоззрении башкир о лисе лежат идеи их тождества и родства друг с другом, возможности взаимного перевоплощения и отсутствия принципиальной разницы между ними ― все это составляет суть древнейших представлений человека о его месте в окружающем мире. В фольклоре башкир сохранились реликты веры в происхождение отдельных их родовых групп от лисы. Лиса как тотемический предок выступает в роли покровительницы и помощницы людей, дарит им здоровье, благополучие и семейное счастье. В устной словесности башкир имеются материалы о признании лисы зооморфным божеством, хозяйкой природы и олицетворением солнца. В народной хореографии прослеживаются следы обряда, посвященного чествованию лисы как тотема и тотемического предка. В обычаях и поверьях башкир лиса как сакральное существо была табуированным животным.

Введение. Правила дорожной культуры, выработанные на протяжении веков, издавна занимали важное место в традиционном мировоззрении и быту башкир. Актуальность. Феномен дорожной культуры и путешествия у башкир до настоящего времени изучен еще недостаточно, и данная статья призвана в какой-то мере устранить существующий пробел и ввести в научный оборот новые данные. Целью данной статьи является систематизация материалов, относящихся к традиционной дорожной культуре башкир, а также рассмотрение ее функциональных и семиотических составляющих, способствовавших преодолению препятствий, с которыми были сопряжены путешествия. Материалы, источники и методы исследования. Основными источниками при подготовке статьи выступили сообщения, материалы участников академических экспедиций XVIII в. — И. И. Лепехина, П. С. Палласа и др.; более поздние этнографические работы; сведения, содержащиеся в башкирском фольклоре, а также полевые материалы, собранные в последние годы в различных районах Республики Башкортостан в ходе этнографических экспедиций. Основными методами, использованными в работе, являются сравнительно-исторический и ретроспективный, с помощью которых выявляется общее и особенное в дорожной культуре башкир и других народов, прослеживается эволюция, определяются тенденции развития изучаемых явлений и т. д. Хронологические рамки исследования: преимущественно укладываются в XVIII – начало ХХ в. Результаты. Исследование показало, что передвижение в пространстве – путешествие у башкир имело не только практическую, но и метафизическую сторону, поскольку путешественник, по поверьям, одновременно находится и в реальном, и в потустороннем мире. Его безопасность зависела как от физических, так и магических действий, а также от расположения духов или «хозяев» различных природных объектов. В традиционном башкирском обществе издавна выработалась своеобразная дорожная культура, целью которой было противостояние различным угрозам, подстерегающим в пути и дорожной нестабильности. Раньше отправление в дорогу чаще являлось уделом мужчин (охота, военная служба, промысел, учеба, торговые поездки, паломничество-хадж и пр.). В статье рассмотрены правила сборов в дорогу; проводы отъезжающего; обычаи, которые следовало соблюдать в дороге, ритуалы, связанные с возращением путника и т. д. Выводы. Дорожная культура — это комплекс материальных, духовных составляющих жизни этноса, связанных с путешествием. Башкиры являлись полукочевым народом (постепенно перешедшим к оседлости) с большим стремлением к путешествиям, походам при устойчивом чувстве дома, родной земли.

Введение. Эта публикация освещает особый период в истории Калмыкии, все еще недостаточно изученный антропологами ― период Великой Отечественной войны и депортации народа в Сибирь (1943–1956 гг.). Она состоит из введения, двух интервью, комментариев к ним. Представленные нарративы принадлежат людям, встретившим испытания депортацией с разным жизненным опытом: фронтовик, лейтенант Л.Т. Дорджиев и элистинская школьница, дочь фронтовика Е. С. Басанова. Цель публикации — выявление и уточнение смыслов повседневных практик, подробностей бытия, которые были жизненно важными для поколения наших отцов и матерей, чтобы они остались понятными поколению детей и внуков. Другая цель состоит в том, чтобы понять: какие закономерности в конструировании нарративов о депортации можно проследить, какие образы и сюжеты являются значимыми, какие вербальные формулы и устойчивые выражения используют рассказчики при спонтанном повествовании и какие оценки событий прошлого и какими выражениями они дают. Оба интервью исследованы с помощью нарративного анализа. Материалы представлены в виде транскрибированных текстов спонтанных интервью, полученных автором в 2005 г. у Л. Т. Дорджиева и в 2018 г. — у Е. С. Басановой. К ним применялся текстологический анализ и метод деконструкции текста. Фронтовой опыт Дорджиева интересен исследователю не только индивидуальной, но и коллективистской стратегией, а также его участием в операции «Чечевица». Мужские стратегии сопротивления репрессивному режиму показывают правовую грамотность и умение говорить по-большевистски (C. Коткин) как приемы самозащиты, а также готовность защищать свое достоинство физически. Женское интервью показывает, как приходилось поколению калмыцких детей, индоктринированному советской идеологией, жить с ценностями советского общества и лояльностью к калмыцкой идентичности. Оба интервью являются конкретными примерами частной памяти о годах войны и депортации — памяти от «первого лица». Тексты интервью будут интересны всем исследователям депортации калмыков и памяти об этом периоде. Дискурсивные стратегии этих двух нарративов говорят об их позитивном характере (Дж. Александер).

Цель статьи ― рассмотреть неофициальную торговлю природными ресурсами между монголами, живущими в восточном регионе Монголии на границе с Китаем, и гражданами Китая (жителями Внутренней Монголии и китайцами-хань). Вполне обосновано, что трансграничные взаимоотношения между этими народностями поддерживаются из-за экономических возможностей, которые они дают гражданам по обеим сторонам границы. Статья основывается на материалах полевых исследований, проведенных в 2015–2017 гг. в восточной Монголии. Результаты. Несмотря на то, что все монголы, живущие на границе с Китаем, вовлечены в неофициальную торговлю ресурсами с китайскими гражданами, они чувствуют беспокойство по поводу этичности данных взаимоотношений. Нравственная оценка и оправдание, которые используют монголы для объяснения этих экономических взаимоотношений, строятся на важном разграничении между понятиями торговли «для пропитания» и торговли «для прибыли», среди которых торговля «для пропитания» считается нравственно допустимой, тогда как торговля «для прибыли» осуждается как эгоистичное поведение.

Введение. Джебзун-Дамба-хутухта Ундур-гэгэн Дзанабазар был первым буддийским лидером Монголии, совместившим светскую и духовную власть в стране, которую к концу XVII в. все еще раздирали междоусобные войны, и его главной задачей было единение и просвещение монгольского народа. Практически во всех обнаруженных автором статьи работах Дзанабазар изображает себя как конкретного, исторического ламу, но с иконографическими признаками Будды Ваджрасаттвы. В этом выборе божественного символа усматривается глубина невербальной проповеди и таинство духовного завещания выдающегося буддийского мастера. Целью публикации является дальнейшее выявление, изучение и восполнение сведений об объектах художественного и духовного наследия Ундур-гэгэна Дзанабазара, находящихся в государственных, ведомственных, общинных и частных коллекциях Монголии и России. Результаты. В данной публикации рассмотрены впервые в контексте практики медитаций Дзанабазара и комплексном единстве разновременные автопортреты мастера ― как скульптурные, так и живописные, в том числе миниатюрные фрагменты разных танка. Описания изображений даны как источники исторического и искусствоведческого исследования буддизма ваджраяны в сопоставлении с тантрическими текстами культа Будды Ваджрасаттвы, а также с историческими фактами из биографии Ундур-гэгэна. На основе анализа текстовых и изобразительных данных осуществляется попытка объяснения позиции Дзанабазара как духовного наставника и мастера изобразительного искусства в буддизме.

Введение. В статье рассматриваются ойратский и тибетский тексты гадания, проводимого посредством Авалокитешвары. Это гадание представляет интерес для изучения религиозных практик и верований ойратов Западной Монголии. Цель статьи — ввести в научный оборот ойратский текст гадания, имевший хождение в Западной Монголии, а также и тибетскую версию этого гадания. Материалы. Материалы для данной статьи были получены из двух источников. Ойратский текст был взят из коллекции Центра по изучению истории, языка и культуры ойратов «Свет „ясного письма“» (Tod Nomin Gerel), который хранится на сайте цифровой библиотеки международных исследований (Digital Library for International Research). Коллекция «Tod nomin gerel» представляет собой собрание цифровых копий различных текстов на ойратском языке, записанных «ясным письмом» (‘тодо бичиг’) и текстов на тибетском языке. Тибетский текст гадания был получен автором во время стажировки в Улан-Баторе в 2012‒2013 гг. от Амарбаясгалан Улзийбата, проживающего в Улан-Баторе. Методы. В статье использованы сравнительно-сопоставительный метод, а также метод контекстуального анализа. Результаты. Сопоставление ойратского и тибетского текстов дает возможность предположить, что тибетский текст представляет собой перевод с монгольского или ойратского. Такая практика имела место в монгольском обществе. Данное исследование представляет собой интерес для сравнительного изучения гадательных традиций в Тибете и Монголии, а также процесса генерации подобных текстов и переводческой практики в традиционном обществе.

Введение. Рукопись «Сутры Белого Старца», хранящаяся под шифром В 228(1) в собрании Института восточных рукописей РАН и написанная на ойратском «ясном письме», составлена в период, когда традиционные правила графики и орфографии подвергались сильному влиянию живого языка. Цель статьи — проследить особенности почерка и орфографии, характерные для этого текста «Сутры Белого старца». Результаты. По сравнению с классическими нормами, изменения, обнаруженные в тексте, затронули как написание отдельных букв и диакритических знаков, так и правописание слов. В языке рукописи нашли отражение (хотя непоследовательно и нерегулярно) такие происходившие в живой речи процессы, как развитие дифтонгов в долгие гласные, ассимиляция, добавление и редукция гласных. В тексте для обозначения долгих гласных за редким исключением не используется знак «удан», а удвоение лабиальных гласных в этой функции сохранилось только в односложных словах и в последнем слоге. Автором высказано предположение, что знак «удан», употребленный в некоторых позициях, мог утратить свое значение, став декоративным элементом почерка. В статье даны транслитерация текста и факсимиле рукописи.

Введение. Бытовая лексика, составляющая важный пласт словарного состава любого языка и передающая этнолингвистичекскую специфику текста, по-прежнему обращает на себя внимание. Письма хана Аюки, адресованные астраханскому обер-коменданту М. И. Чирикову, традиционно относят к образцам деловых эпистолярных текстов калмыцкого языка XVIII в. Лексический состав рассматриваемых деловых текстов характеризуется разнообразием, наряду с другими группами лексики (военная лексика, наименования титулов, антропонимы, топонимы и др.) в эпистолярных текстах используется и бытовая лексика. Целью настоящей статьи является анализ функционирования бытовой лексики в письмах хана Аюки в сравнении с синхроническим русским переводом писем. Работа с источниками XVIII в. позволяет выявить материалы для исторической лексикологии, уточнить, имеется ли зависимость использования бытовой лексики от жанрово-стилистических и содержательных особенностей оригинального и переводного текста. Методы и материалы. Источником материала для статьи послужили письма калмыцкого хана Аюки за 1714 г. и русские синхронные переводы этих писем (все переводы также относятся к 1714 г.), хранящиеся в Национальном архиве Республики Калмыкия. Основными методами исследования являются описательный, метод контекстуального анализа, сравнительно-сопоставительный метод. Транслитерация, переложение на современную калмыцкую графику и буквальный (диахронический) перевод оригинальных текстов на русский язык, использованных в статье, выполнены Д. Б. Гедеевой. Выводы. Анализ функционирования бытовой лексики в текстах памятников деловой письменности обнаруживает особенности, характеризующие определенный фрагмент словарного состава калмыцкого и русского языков начала XVIII в. В оригинальных текстах используются не только лексемы, относящиеся к пласту общемонгольской лексики, но и слова, заимствованные из русского языка. Отмечается зависимость употребления бытовой лексики от реализуемой в письме интенции: бытовая лексика содержится в просьбе / требовании прислать определенную часть ежегодного жалования, которое не ограничивалось деньгами. Выступая элементами перечислительного ряда, слова, относящиеся к различным разрядам бытовой лексики, оказываются на периферии обширного поля общественно-политической лексики. В отличие от текстов, содержащих императивные субжанры в своей структуре, письма информативного характера, подтверждающие получение присланного, отличаются большей точностью: в таких сообщениях обязательно используются слова раздела «меры веса, объема» в сочетании с количественными числительными. Кроме того, имеются примеры, подтверждающие зависимость выбора лексемы от описываемой ситуации и характера просьбы. Сопоставление единиц бытовой лексики, которые выбирает переводчик в качестве эквивалента, особенно ярко проявляет этнолингвистическую специфику калмыцких деловых писем и их синхронных русских переводов.

Введение. В современной лингвистике большое внимание уделяется изучению национально-культурной специфики фукционирования и семантики эмотивной лексики. В калмыцком языке эмотивная лексика не была объектом специального изучения. Цель работы: выявить и классифицировать лексико-семантические группы эмотивных глаголов в текстах эпоса «Джангар» и проанализировать функционирование глаголов, которые называют «базовые» эмоции: радость (җирһх ʻбыть счастливым, блаженствоватьʼ, байрлх ʻрадоватьсяʼ), страх (әәх ʻбояться, пугаться, страшиться, опасатьсяʼ, ичх ʻстыдитьсяʼ) и глагол внешнего (физического) проявления эмоций (инәх ‘смеяться’). Материалом исследования являются эмотивные глаголы, зафиксированные в 28 текстах разновременных записей калмыцкого героического эпоса «Джангар», объединенных в репертуарные циклы или представленных отдельными песнями. Результаты. В ходе исследования выяснено, что эмотивные глаголы эпоса можно разделить на шесть лексико-семантических групп (ЛСГ); в частотном отношении ЛСГ «глаголы отрицательных эмоциональных состояний» преобладает над ЛСГ «глаголы положительных эмоциональных состояний». В ЛСГ «глаголы положительных эмоциональных состояний», представленном двумя глаголами, доминирует глагол җирһх, который в иллюстративных примерах чаще всего отражает состояние наивысшего счастья, заключающееся в мире, спокойствии и благополучии страны Бумбы в целом; глагол байрлх употребляется для называния кратковременного эмоционального состояния радости конкретного персонажа. В ЛСГ «глаголы отрицательных эмоциональных состояний» по частотности преобладает глагол әәх; выявлено, что эмоция страха возникает по следующим причинам: страх невыполнения приказа богдо; страх нарушения клятвы; страх опозорить имя. Отмечены единичные случаи употребления глаголов, называющих эмоции печали (энлх), стеснения (эмәх), досады (һундх). В текстах эпоса отсутствуют эмотивные глаголы, которые относятся к семантическим группам: глаголы увлечения, глаголы любви и ненависти, глаголы преклонения и самоуничижения.

Введение. Как показывают работы последних лет, у ученых нет единого мнения о происхождении формы множественного числа в кыпчакских языках, ср. К. М. Мусаев высказывает гипотезу о том, что пракыпчакская форма этого аффикса была *-tar/*-ter, по мнению О. А. Мудрака, исходным был вариант *-lar/*-ler. Действительно, на материале современных данных в кыпчакских языках для типов основ на *-n, *-ŋ, *-m и на *-С реконструировать форму аффикса множественного числа не удается. Оказывается, что и общетюркская реконструкция того или иного показателя для этих типов основ не очевидна. Цели исследования: на основании анализа современных языков и первых кириллических книг 1) реконструировать пракыпчакскую и пратюркские формы аффикса множественного числа в словах с разными типами основ, 2) датировать изменения суффиксов, произошедшие в ряде языков, 3) установить, имели ли эти изменения ареальный характер. Материалы и методы: грамматики современных тюркских языков, первые кириллические книги на татарском, башкирском, казахском, алтайской, телеутском, тубаларском языках, их анализ проводится с помощью сравнительно исторического метода. Результаты: было установлено, что в большинстве тюркских языков сохранилось позднепратюркское состояние аффикса множественного числа без изменений. В части кыпчакских языков (казахском, киргизском, некоторых диалектах башкирского и алтайского), которые находились на стыке территорий «-lVr vs. -tVr», произошла замена показателей *-lVr в Сглух-основах и *-nVr в -n, -ŋ, -m-основах на *-tVr. Вывод: анализ первых кириллических книг позволил установить, что изменения аффикса множественного в кыпчакских языках в Сглух, -n, -ŋ, -m-основах происходили в XIX в. в результате контактов с носителями кыргызских языков.

Введение. Наблюдающийся ренессанс эпического произведения олонхо сопровождается новым витком попыток переосмысления олонхо как семиотической системы, основные идеи, смыслы и ценности которого вновь актуализируются в условиях информационной цивилизации. Статья посвящается исследованию мифологического образа древа Аал Луук мас, наиболее полное и стройное описание которого представлено в эпических памятниках олонхо. Стремление найти истоки архаического образа определило необходимость анализа этого феномена культуры в его развитии, ибо суть любого объекта исследования постигается в его становлении. Цель: выявить этапы становления и развития мифологического образа древа Аал Луук мас, определить модель-архетип мифопоэтического сознания этноса, а далее показать его моделирующую и структурирующую функцию как главной генерирующей идеи в национальной картине мира. Методы. В работе реализуется междисциплинарный подход, используются методы моделирования, структурно-семиотического анализа, дедукции. Результаты. Поэтапное исследование показало, что в текстах олонхо наблюдаются предшествующие появлению образа древа этапы космогенеза, зооморфного космоса, антроморфного космоса, а далее становление сложного образа Аал Луук мас в виде модели, структурирующей многоярусную Вселенную. Автор приходит к выводу, что, помимо известных представлений об образе Аал Луук мас как символа плодородия и вечного круговорота жизни и смерти, форма и содержание этого архаического образа в значительной степени определили появление многих знаковых систем якутской материальной и духовной культуры. Такое обстоятельство позволяет распознать инвариантную схему-архетип с сохранением смысловых «валентностей» и в современных текстах традиции, обозначающих перспективы дальнейших исследований.

Введение. В статье представлен сравнительный анализ средств художественной выразительности тувинских героических эпосов и якутского эпоса — олонхо «Нюргун Боотур Стремительный» П. А. Ойунского, воссозданного на основе народных сказаний. Осмысление специфики использования разнообразных приемов в эпическом тексте в сравнении с тувинскими героическими эпосами ведет к познанию особенностей художественной речи, художественного пространства П. А. Ойунского, создателя, олонхосута-импровизатора, сумевшего объединить разные эпические сказания в единое целое, самобытности его творчества в целом. Актуальность изучения обусловлена отсутствием специального научного исследования по освещению поэтики эпического произведения «Нюргун Боотур Стремительный» П. А. Ойунского. В качестве материалов для исследования послужили: олонхо «Нюргун Боотур Стремительный» П. А. Ойунского и тувинские героические эпосы «Хунан-Кара» О. Чанчы-хоо, «Боктуг-Кириш, Бора-Шэлей» О. Манная, «Боралдай с конем Бора-Шокар» Хургул-оола Монгуша и «Кангывай-Мерген» Баазанай Халдаа Тюлюша. Цель исследования ― представить специфику использования средств художественного изображения в олонхо П. А. Ойунским сквозь призму стилистических позиций сказителей тувинских эпосов. В основе анализа тувинских героических эпосов и якутского эпоса — олонхо «Нюргун Боотур Стремительный» П. А. Ойунского лежит комплексный подход, включающий сравнительно-исторический, историко-типологический методы исследования. Научная новизна видится в том, что в якутской фольклористике впервые рассматривается поэтика, система художественных приемов в тексте олонхо «Нюргун Боотур Стремительный» П. А. Ойунского в сравнении с тувинскими героическими эпосами. Из сравнительно-сопоставительного анализа эпических текстов следует, что олонхо П. А. Ойунского, воссозданное по традиционным канонам народного эпоса, находит параллели с тувинскими героическими эпосами. Обнаруживаются общие закономерности, типологические сходства в использовании изобразительных средств якутского и тувинских эпических произведений. Рассматриваются содержательно-художественные признаки эпических произведений. Особое внимание обращено на средства художественной выразительности — гиперболу и сравнение. Основные результаты нашего исследования заключаются в следующем: выявлено, что олонхо П. А. Ойунского и тувинские эпосы имеют типологическое сходство и отражают посредством художественного эпического творчества исторический, эпико-культурный путь развития народов. Художественный язык тувинских героических сказаний и олонхо П. А. Ойунского напрямую связан с живым языком творцов героического эпоса. Из анализа поэтики олонхо «Нюргун Боотур Стремительный» следует, что олонхо П. А. Ойунского отличается завершенностью художественной формы. П. А. Ойунский, воссоздав якутский героический эпос, обогатил его идейное и тематическое содержание, придал ему особое поэтическое звучание.

Введение. В мифологии народов мира образ змеи как один из самых изучаемых персонажей имеет разные интерпретации. В фольклоре тюрко-монгольских народов также он изучен достаточно широко. В данной статье мы впервые обращаемся к образу змеи как табуированному сакральному персонажу в обрядовом фольклоре монгольских народов. Цель статьи — выявление символической функции змеи в обрядовом фольклоре монгольских народов, установление положительных и отрицательных коннотаций. Материалы и методы. Основным методом исследования является компаративистский анализ образа змеи как семиотического знака. Междисциплинарный анализ этнографических и фольклорных материалов, также сравнение с тюркскими обрядовыми действами расширяют границы выявления семантики образа змеи. Результаты. Змея в шаманской мифологии монгольских народов выступает в ипостаси потустороннего духа, тесно связанного с шаманом. Изображения змей на наскальных рисунках, петроглифах, шаманских онгонах, костюмах подчеркивают их сакральную функцию. В шаманской практике образ змеи может использоваться с защитной функцией в виде трости или кнута. Развитый символ змеи в виде жгутов является коннотацией ее магических оборотнических способностей. Эта функция медиатора между мирами дает змее возможность одновременно выполнять и функцию защитной силы. Функции змеи в обрядах взаимозаменяемы и дополняют друг друга. В шаманских текстах монгольских народов устойчиво повторяется основная функция змеи как перевозчика между мирами, также тесно связанная с ее оборотническими способностями. Выводы. В итоге исследования определены функции змеи в шаманских обрядовых действах монгольских народов с положительной коннотацией как помощника, посредника, перевозчика и посланника с иного мира для связи между мирами. Выявлены перекодировка образа змеи в разных семиотических системах, взаимосвязанность и взаимозаменяемость функций сакральной рептилии.