Введение. История улуса Чагатая и Моголистана представляет собой малоизученное направление средневековой историографии, которое одновременно остается актуальным и значимым для ученых, занимающихся историей средневековых чингизидских государств. Одним из важнейших источников по этой тематике является произведение С. Ахсикенди «Маджму ат-таварих», хранящее множество сведений по истории восточных народов в XIII–XVI вв., в том числе калмаков, кыргызов, могулов и др. Цель и задачи исследования: изучить сведения об улусе Чагатая и Моголистане, встречающиеся в «Маджму ат-таварих», провести сравнительный анализ рукописи с другими известными письменными источниками, определить его ценность для востоковедческой исторической науки. Материалы и методы. Источниковой базой исследования являются опубликованные части известных переводов «Маджму ат-таварих» и «Зафар-наме». Помимо этого, для сравнения достоверности выявленных данных в исследовании также использовались такие источники, как эпическая поэма «Эдиге», «Материалы по истории Казахских ханств», «История Казахстана в персидских источниках». В процессе реализуемого исследования применялись принципы историзма, системности, а также сравнительно-исторический и идеографический методы. Результаты. Изучены и рассмотрены данные о прошлом улуса Чагатая и Моголистана, имеющиеся в тексте «Маджму ат-таварих», сделан историографический обзор, способствовавший пониманию значимости источника. Несмотря на то, что некоторые ученые подвергали «Маджму ат-таварих» справедливой критике, выявляя в нем ряд неточностей и фантасмагории, они также признавали его определенную ценность. В «Маджму ат-таварих» упоминаются имена целого ряда правителей и эмиров улуса Чагатая и Моголистана, данные о которых имеют совпадения или различия в других источниках. Выдвинута и обоснована гипотеза о том, что сочинение «Зафар-наме» («Книга побед») Шараф ад-Дина Али Йазди могло быть пятым источником для автора «Маджму ат-таварих». Выводы. «Маджму ат-таварих» содержит важные сведения по истории государств Чагатаидов, а также по истории сопредельных народов и стран. При этом к изучению полученных сведений необходимо подходить критически, сравнивая полученные сведения с другими источниками. Введение этих данных в научный оборот должно существенно расширить и дополнить современные сведения по истории среднеазиатских средневековых государств.

Введение. Статья посвящена обрядам и обычаям средневекового этнополитического объединения могулов. Цель исследования — рассмотреть сведения из сочинения «Тарих-и Рашиди» Мирзы Мухаммеда Хайдара Дуглата об обычаях и обрядах средневековых могулов. Материалы и методы. Материалами для исследования стали сведения средневековых восточных мусульманских исторических источников, в первую очередь известное персоязычное сочинение «Тарих-и Рашиди», а также соответствующая тематике научно-исследовательская литература. В основу исследования взяты данные «Тарих-и Рашиди» Мирзы Мухаммeда Хайдара из могульского племени дуглат. В исследовании применяются описательный, историко-сравнительный и другие общепринятые научные методы. Результаты. В ходе исследования «Тарих-и Рашиди» Мирзы Мухаммеда Хайдара выявлены сведения о некоторых обрядах и обычаях могульских племен. Эти сведения представляют значительный интерес, так как позволяют изучить внутреннюю жизнь средневековых могулов, на которую исследователи обращали раньше мало внимания. Некоторые из могульских обычаев и обрядов, упомянутых в «Тарих-и Рашиди», существовали и у других этнополитических объединений средневековья. Отдельные из этих обычаев сохранились и до наших дней. Например, Праздник первого кумыса отмечали в прошлом многие тюрко-монгольские народы, в том числе и казахи. Могульский обычай йангалик также сопоставим с казахским обычаем әмеңгерлік (амангерство). Другие обычаи и обряды могулов, о которых имеются сведения в исследуемом историческом труде, требуют дополнительного изучения на основе привлечения новых материалов исторических источников и этнографических данных по современным тюркским и монгольским народам. 

Введение. В настоящее время на территории Западного Казахстана и Волго-­Уральского междуречья слабо исследованными и малоизученными остаются золотоордынские города, караванные пути, караван-сараи. Особое внимание обращает на себя вопрос о необходимости исследования караванных путей и караван-сараев от Ургенча до Сарайчика и от Сарайчика до приволжских золотоордынских городов. Целью исследования является систематизация и анализ материалов о караванных путях и караван-сараях на юге и юго-западе Западного Казахстана и юге Волго-Уральского междуречья и реконструкция функционирования караванных торговых путей от Сарайчика до приволжских золотоордынских городов в ХІІІ–ХVI вв. Задачи исследования: систематизация и анализ археологических, этнографических, архивных материалов и источников о золотоордынских городах, караванных путях, караван-сараях на территории юга и юго-запада Западного Казахстана и юга Волго-Уральского междуречья; описание караванных путей и караван-сараев на территории юга и юго-запада Западного Казахстана и юга Волго-Уральского междуречья. Работа выполнена на основе изучения материалов археологических исследований Казахстана, России и Узбекистана, полевых (экспедиционных) историко-географических, этнографических исследований на территории Мангистауской и Атырауской областей Республики Казахстан в 2019–2022 гг., а также анализа географических карт. Научные исследования осуществлялись на основе использования общенаучных, исторических, географических методов. Основными результатами исследования являются систематизация работ ученых Государственного историко-культурного музея-заповедника «Сарайшык». По итогам полевых (экспедиционных) изысканий были выявлены новые золотоордынские стоянки и поселения, составлена карта караванных путей. В целом выявлена и описана территориальная система караванных путей и караван-сараев золотоордынского периода на юге и юго-западе Западного Казахстана и юге Волго-Уральского междуречья. Сделан вывод, что золотоордынские караван-сараи и караванные пути имели эффективную территориальную организацию на юге и юго-западе Западного Казахстана и юге Волго-Уральского междуречья, обеспечивая транзитно-торговую систему продвижения людей, товаров и знаний по северной ветви Великого Шелкового пути. 

Введение. Поздно вступившая в борьбу за колонии Германская империя, убедившись в малоэффективности вложения капитала в экономику своих владений в Африке, стала искать богатые природными ресурсами и более развитые в экономическом плане территории. В результате поисков внимание Германии привлек богатый ресурсами Туркестан. Цели и задачи исследования. Статья посвящена исследованию политических и экономических интересов Германии в Туркестане в первой трети ХХ в. Выбор указанного отрезка времени определяется политическими процессами и коренными изменениями в Германии, первая треть ХХ в. охватывает имперский и веймарский периоды, к тому же это совпадает с усилением внимания Германии к Туркестану. Материалы и методы. Материалами для наших исследований служили документальные источники, изученные нами в немецких архивах. При исследовании выбранной нами темы используется историко-системный метод, который позволяет рассматривать исследуемый объект как часть сложно организованной системы. Как метод выступает также принцип историзма, который предполагает изучение истории возникновения и эволюции политики германских властей в Туркестане в контексте исторической реальности развития Германии в первой трети ХХ в. Результаты. Проанализированы предпосылки возникновения экономических интересов Германии в Туркестане. Выявлены нарративы как доказательства усиления внимания Германии к Туркестану в период Первой мировой войны и в период действия Рапалльского договора. Сделаны выводы относительно отсутствия хорошо разработанной, цельной стратегии Германии в отношении Туркестана и Центральной Азии в целом.

Введение. Традиция почитания бурятскими буддистами российской императрицы Екатерины II как земного воплощения просветленной буддийской богини Белой Тары рассматривается исследователями как бесспорный исторический факт и не ставится ими под сомнение. Однако внимательный анализ бурятских письменных источников и российских исторических документов проблематизирует это утверждение. Цель исследования — на основе сопоставления и анализа документальных, нарративных и фольклорных источников на бурятском, русском и тибетском языках внести ясность в вопрос о реальных взаимоотношениях между бурятскими буддистами и Екатериной Великой. Результаты. В статье установлено, что утверждение о признании Екатериной II в 1767 г. титула Бандидо Хамбо-ламы восходит лишь к бурятоязычным письменным источникам и не находит подтверждений в российских исторических документах. Анализ русскоязычных источников, среди которых письма и сочинения самой Екатерины, позволяют сделать вывод, что отношение императрицы к подданным «ламаитам» диктовалось ее внешнеполитическими планами в Азии и характерным для европейского Просвещения пренебрежением к архаичным культурам «сибирских идолопоклонников», к которым, наряду с анимистами и шаманистами, ученые XVIII в. относили и буддистов. Анализ сохранившихся бурятских источников, среди которых исторические летописи и биографии, также не подтверждает мнение о существовании развитого культа почитания Екатерины II как воплощения богини Белой Тары. Такие свидетельства, тем не менее, сохранились в песенном фольклоре и религиозной поэзии бурят, но следует учитывать, что речь, по всей видимости, идет о поздних образцах, датирующихся концом XIX – началом XX в. Именно этот период характеризуется широким распространением идеи о святости дома Романовых в глазах буддистов, за которым могут стоять видные лидеры мнений российского истеблишмента, продвигавшие идею экспансии российских интересов вглубь буддийской Азии.

Введение. Одним из феноменов Российской империи XVIII – первой половины XIX в. было присутствие в ее армии национальных войск: Башкиро-мещерякского, Ставропольского калмыцкого, Волжского калмыцкого, Крымско-татарского. Кроме непосредственно боевой деятельности, национальные войска интегрировали народы в имперское пространство. Одними из первых были привлечены на военную службу башкиры и калмыки. Материалы и методы. Статья написана на основе источников, выявленных в архивах, опубликованных в сборниках документов. Методология построена на применении историко-генетического, историко-сравнительного и структурного методов в отношении военной истории башкир и калмыков XVIII – первой половины XIX в., населявших российский фронтир. Результаты. В башкирском обществе не сложилась институциональная элита, обладавшая монопольным правом на власть, родовые структуры были равны между собой. Калмыцкое ханство имело вертикальную структуру власти, войско и управление. Башкиры и калмыки активно привлекались к военной службе, начиная с правления Петра I. Правительство пыталось подчинить автономное ханство христианизацией (создание отдельного войска из крещеных калмыков) и контролем элит. Политический протест выразился в уходе части калмыков в Центральную Азию в 1771 г. С 1825 г. Калмыкия находилась в подчинении Министерства внутренних дел. Активная интеграция Башкирии началась с деятельности Оренбургской экспедиции, повлекшей за собой башкирское восстание 1735–1740 гг. Итогом было преобразование управления краем, смена прежних элит башкирского общества новыми и процесс замены родовой волости территориальной. Кантонная система с 1798 г. сформировала новые, служащие элиты. Институализация военной службы реализовалась учреждением в 1834 г. Башкиро-мещерякского войска, существовавшего до 1863 г. Большое значение имела символическая политика, проводимая правительством в отношении национальных элит народов, несших воинскую службу: награждение оружием, сукном, знаменами, впоследствии — орденами и медалями. Особенностью награждений было то, что правительство опасалось расширения дворянской корпорации за счет представителей нерусских народов, стремилось награждать суррогатами наград, деньгами, зауряд-чинами. Выводы. Башкиры и калмыки участвовали в проведении внешней политики России XVIII – первой половины XIX в., охраняли ее юго-восточную и южную границы. Военная служба ускоряла интеграцию народов в институты империи — в правовой, социальной, экономической сферах. У башкир она завершилась более успешно. Это было связано с наличием вотчинного права на землю и отсутствием в обществе иерархической вертикали. У калмыков она не реализовалась в полной мере из-за наличия вертикали власти в виде автономного ханства, вмешательства правительства во внутреннюю жизнь — создание отдельного войска из крещеных калмыков. Уход калмыков в Центральную Азию в 1771 г. и упразднение ханства замедлили интегративные процессы. 

Введение. Предметом исследования являются отдельные вопросы повседневной жизни населения калмыцких улусов Астраханской губернии. Актуальность поставленной проблемы вызывается необходимостью составить более полную картину калмыцкой действительности в период активного поиска путей интеграции региона в общероссийскую административно-политическую систему. Исходя из этого, а также с учетом недостаточной изученности проблемы, авторы обозначили цель данной статьи — охарактеризовать важные с точки зрения губернской администрации проблемы повседневной жизни для начального этапа интеграции калмыцкого общества. Материалы и методы. Работа основана на анализе материалов делопроизводственной переписки, сосредоточенной в архивном деле Государственного архива Астраханской области, впервые вводимых в научный оборот. Методика исследования базируется на использовании общенаучных и специально-исторических подходов, центральное место в которых занимает метод системного анализа и принципы объективности и историзма, позволившие авторам представить реальную картину жизни кочевого калмыцкого общества во втором десятилетии XIX в. Результаты. Содержание исследования посвящено характеристике вопросов и предложений гражданского губернатора по различным аспектам жизнедеятельности калмыцкого общества и мнений по ним владельцев и правителей улусов. Выводы. Анализ материалов показал, что важными вопросами повседневной жизни в калмыцких улусах начала XIX в. являлись земельная обеспеченность, вопросы внутренней жизни и торговля. По одним обсуждаемым вопросам у владельцев и правителей с губернской властью наблюдалась согласованность, по другим — противоречивость суждений.

Введение. В 2023 г. исполняется 80 лет со дня депортации калмыцкого народа 
(28 декабря 1943 г.) в восточные районы страны. В декабре 1943 г. калмыки были необоснованно репрессированы и высланы за пределы своей территории. На долгие 13 лет (1943–1957) калмыков разбросали от Сибири до Дальнего Востока и Крайнего Севера. Основные вопросы вклада народа Калмыкии в победу страны в период Великой Отечественной войны достаточно полно исследованы. Вместе с тем история калмыков периода депортации и нахождения в ссылке долгое время не затрагивалась исследователями, и эта страница в истории калмыков до сих пор не получила комплексного исследования. Необходимо восстановить полную картину выселения и жизни народа на спецпоселении, и потому актуальность поиска дополнительных материалов о депортированных калмыках очевидна. В феврале 2023 г. Калмыцкий научный центр РАН организовал научную экспедицию в Республику Казахстан с целью выявления материалов по депортации калмыков в Казахскую ССР. Сотрудники КалмНЦ РАН получили уникальную возможность ознакомиться с документами из архивов Президента Республики Казахстан, Алма-Атинской области, Кызылординской области, а также Аральского районного архива. Цель статьи ― представить обзор некоторых документов, хранящихся в Аральском районном архиве Кызылординской области Республики Казахстан, о калмыках, высланных из Лаганского улуса Калмыцкой АССР в конце 1943 г. Материалы. Источниковую базу составили документы из Аральского районного архива, научная литература. Выводы. Обзор некоторых документов, хранящихся в Аральском районном архиве Кызылординской области Республики Казахстан, показал относительную картину переселения и адаптации части жителей Лаганского улуса на новой территории. Документы сохранились не за все годы депортации, в основном они датируются 1944, 1946, 1948 и 1950-ми гг. Но даже и эта малая толика документов весьма ценна. Остается открытым вопрос распределения жителей улуса их численности при депортации в Казахскую ССР и сибирские регионы. Судя по архивным документам, в январе 1944 г. по решению бюро Аральского районного КП(б)К и районного совета депутатов трудящихся было принято к размещению 745 семей для работы в рыбной системе, в апреле 1944 г. в новой депеше секретарю обкома КП(б) Казахстана и начальнику Кызылординского УНКВД указано принять 1 200 человек, или 400 семей, «спецконтингента», после этого еще были приняты 2 200 рыбаков и членов их семей. Таким образом, численность прибывших калмыков была значительно большей, чем по упоминаемым в научной литературе сведениям. Дальнейшее тщательное изучение документов из Аральского районного архива прольет свет на жизнь на спецпоселении части калмыков Лаганского улуса.

Введение. Наметившийся с 1943 г. поворот государства в сторону относительной либерализации религиозной жизни и смягчения позиции в отношении свободы вероисповедания к концу 1940-х гг. сменился новой тенденцией в конфессиональной политике. Новый вектор был связан с усилением государственного контроля за деятельностью религиозных общин и введением сдерживающих механизмов, которые были направлены на снижение религиозности населения, на ограничение возможности получения официальной регистрации, на усиление налогооблажения священнослужителей, на активизацию атеистической работы и т. д. Цель статьи ― исследование положения религиозных общин в Туве в контексте государственно-конфессиональной политики СССР в конце 1940-х – начале 1950-х гг. Материалы и методы. Источниковой базой исследования послужили документы из фонда Государственного архива Российской Федерации. Исследование проводилось с помощью ретроспективного, сравнительно-исторического и проблемно-хронологического методов. Результаты. С конца 1940-х гг. религиозным общинам Тувы пришлось находиться под жестким контролем с принятием по отношению к ним ограничительных мер. Установлено, что специфика в связи с послевоенной государственно-конфессиональной политикой СССР в Тувинской автономной области состоит в том, что на протяжении всего рассматриваемого периода не православным религиозным направлениям пришлось существовать в нелегальном положении и вести незаконную деятельность, независимо от ее смягчения или ужесточения. Местные органы власти и уполномоченный Совета по делам религиозных культов при Совете министров СССР в регионе под разными причинами не способствовали их юридическому оформлению. В конце 1940-х – начале 1950-х гг. в связи с усилением ограничительных мер, а именно тяжелого налогообложения, подрываются прежние масштабы активной деятельности буддийской общины. Кроме того, в области евангельским христианам-баптистам не удалось открыть ранее закрытый их молитвенный дом в г. Кызыле, а старообрядцы белокриницкого согласия аналогично не смогли решить вопрос с молитвенным зданием в пос. Медведевке в Каа-Хемском районе Тувинской автономной области.

Введение. В статье рассматривается зарождение дорожного хозяйства Калмыкии в конце 1950-х гг., раскрываются особенности и значение строительства сети автомобильных дорог в этот период. Материалами послужили архивные документы фондов Р-218 «Калмыцкое проектно-строительное объединение автомобильных дорог Калмыцкой АССР» и Р-309 «Совет Министров Калмыцкой АССР» Национального архива Республики Калмыкия, посвященные исследуемой тематике. В работе с архивным материалом применялись историко-генетический и историко-сравнительный методы. Результаты. В статье раскрываются особенности дорожной сети Калмыкии после восстановления автономии, основные векторы строительства современных автодорог Калмыцкой АССР в конце 1950-х гг., материально-техническое обеспечение и финансирование дорожного хозяйства. Руководство республики понимало, что автотранспорт имеет большое значение для восстановления экономики Калмыкии, и прилагало большие усилия для строительства современных автодорог. Выводы. Несмотря на приложенные усилия, процент дорог с твердым покрытием в Калмыцкой АССР оставался крайне низким, что было вызвано недостаточным финансированием, кадровыми проблемами и нехваткой дорожно-строительной техники.

Введение. Статья посвящена представлению новейших результатов абсолютного датирования неолитической керамики Виловатовской стоянки. На данном памятнике получена одна из самых выразительных коллекций посуды развитого и позднего неолита лесостепного Поволжья. Целью работы является введение в научный оборот массива радиоуглеродных датировок, полученного по неолитическому комплексу Виловатовской стоянки. В задачи исследования входит характеристика датированных образцов посуды, анализ и интерпретация полученных абсолютных значений и определение их места в системе радиоуглеродных датировок средневолжской культуры. Материалы и методы. В ходе работы с керамической коллекцией Виловатовской стоянки в 2018–2019 гг. авторами были отобраны фрагменты четырнадцати неолитических сосудов. Четыре орнаментированы наколами различной формы, один — наколами в сочетании с прочерченными линиями и еще девять образцов украшены оттисками гребенчатого штампа. На базе Лаборатории изотопных исследований Центра коллективного пользования «Геоэкология» в Российском государственном педагогическом университете им. А. И. Герцена было осуществлено их радиоуглеродное датирование жидкостным сцинтилляционным методом. Результаты. Сосуды Виловатовской стоянки, орнаментированные в накольчатой манере, получили даты от третьей четверти VI до второй четверти V тысячелетия до н. э. Они хорошо согласуются с имеющимися по накольчатой керамике средневолжской культуры определениями. Фрагменты сосуда, украшенного сочетанием прочерченных и накольчатых элементов, получили дату первой половины V тысячелетия до н. э. Абсолютные значения посуды, орнаментированной вдавлениями гребенчатого штампа, занимают достаточно широкий хронологический диапазон от последней четверти VI до третьей четверти V тысячелетия до н. э. Они также хорошо коррелируют с известными датами гребенчатой керамики как Виловатовской стоянки, так и средневолжской культуры. Выводы. Полученные абсолютные определения пополнили массив радиоуглеродных датировок средневолжской культуры лесостепного Поволжья. Они свидетельствуют о синхронном бытовании традиций украшения посуды наколами и оттисками гребенчатого штампа на Виловатовской стоянке в частности и в рамках средневолжской культуры в целом. 

Введение. Публикация является заключительной в серии палеодемографических исследований материалов из погребений катакомбной культуры, открытых археологами в курганных могильниках трех локально-территориальных зон Калмыкии: Сарпинская низменность, Ергенинская возвышенность и Прикаспийская низменность. Объектом исследования стал антропологический материал из погребений, исследованных в районе Прикаспийской низменности. Целью исследования является введение в научный оборот новых антропологических материалов эпохи средней бронзы с территории Республики Калмыкия. Материалы и методы. Материалами для исследования послужили костные останки из могильников Прикаспийской низменности, находящиеся в хранилище остеологических материалов Калмыцкого научного центра РАН. Определение пола и возраста погребенных проводилось по комплексной антропологической программе. Результаты и выводы. Работа проводилась по нескольким исследовательским направлениям: палеодемографическая характеристика населения, проживавшего на территории Прикаспийской низменности; сравнительный межгрупповой анализ с синхронными антропологическими сериями на территории Калмыкии с использованием метода главных компонент многомерной статистики; обсуждение результатов исследования демографической ситуации, сложившейся на территории республики в эпоху средней бронзы. Отмечены сходство и отличие палеодемографических показателей в сравнении с соседними регионами (Республика Дагестан и Ростовская область) по показателям среднего возраста смерти, большой смертности детей и преобладания мужской части населения, что является характерным для обществ того времени. Особенности калмыцких материалов проявляются в почти равных значениях среднего возраста смерти в мужской и женской группах и большей численности индивидов в возрастной когорте C50+, причем доля индивидов женского пола немного преобладает. 

Введение. В данной статье рассматриваются результаты изучения пепловых слоев из голоценовых отложений пещеры Сельунгур. Цель исследования заключается в апробации применения метода определения копромаркеров в археологических отложениях. Полевое изучение голоценовых отложений объекта проводилось в полевые сезоны 2018 и 2021 гг., здесь выявлено 7 голоценовых слоев, представляющих собой стратифицированные слои сгоревшего помета травоядных животных. Последовательность содержит свидетельства о землетрясениях, которые нарушали осадочный слой, вызывая образование водовыпускных структур, пластических деформаций и разломов. Тем не менее стратиграфия остается легко читаемой. К сожалению, археологические и палеофаунистические материалы здесь не обнаружены, но серия пеплосодержащих прослоев позволяет предположить, что пещера неоднократно посещалась древними людьми. Материалы и методы. Всего было отобрано 7 образцов, по одному из каждого слоя для проведения анализа на содержание макроуглей, а после газ-хромато-спектрометрического анализа. В пепловых отложениях методом анализа макроуглей были выявлены участки концентрации сгоревшего дерева, которое использовались для разведения костров. По всему разрезу голоценовых отложений были отобраны серии проб для анализа методом газовой масс-спектрометрии. Также был проведен анализ современного навоза травоядных животных, обитающих на данной территории: коров, овец, коз, лошадей и ослов, полученные данные были использованы в качестве сравнительной коллекции. Результаты и выводы. К сожалению, в слое 7 пещеры Сельунгур плохо сохранились продукты горения, богатые данные мы получили из слоев 6–1. Полученные результаты позволяют идентифицировать копростерины и установить, что в слоях 6–2 в качестве топлива использовался конский навоз, а в первом слое — козий. Наиболее широкое распространение лошадей в этом регионе происходило в период существования государства Давань (Паркан), в III в. до н. э. и позднее — в средние века. Скорее всего, в эти периоды горный коридор, в котором находится Сельунгур, мог использоваться как один из перевалов Великого шелкового пути, соединявший Ферганскую и Алайскую долины. Накопление верхнего слоя, на наш взгляд, связано с современным периодом.

Введение. В статье дана краткая характеристика летописи Рабжи Санжиева по истории хоринских бурят, написанной на старописьменном монгольском языке и хранящейся в Центре восточных рукописей и ксилографов Института монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН. Целью статьи является источниковедческий анализ материалов по истории буддизма в летописи хоринских бурят, впервые вводимым в научный оборот. Материалы и методы. Источником исследования является объемное сочинение Р. Санжиева, которое можно рассматривать как продолжение летописи Шираб-Нимбу Хобитуева, написанной в 1887 г. При анализе сочинения был использован описательно-повествовательный подход и сравнительно-исторический метод, благодаря которым содержание летописи и материалы других бурятских летописей были рассмотрены во взаимосвязи. Результаты. Летопись хоринских бурят Р. Санжиева сохраняет традиции бурятского летописания, содержит новые сведения и богатый фактологический материал, в частности по истории бурятского буддизма, неизвестные по более ранним летописям. Сведения по истории буддизма были рассмотрены по трем группам: история в лицах, история храмов и религиозных объектов, история бытования. Отмечено, что данное деление является условным, поскольку один и тот же фрагмент может относиться к разным группам. Выводы. Установлено, что автором была значительно расширена история агинских бурят и история распространения буддизма среди этой этнической группы на основе привлечения широкого круга новых архивных и документальных материалов разнообразного содержания. Кроме того, в летописи Р. Санжиева приводятся сведения о наиболее значимых событиях в мире и России конца XIX – начала 
XX в. и об их отражении в жизни хори-бурят. 

Введение. Статья посвящена изучению Закавказского доисторического периода истории предков чувашского народа. Целью исследования является выявление и анализ источников и литературы по теме, посвященных событиям VII–I вв. до н. э. В качестве методологии автором выбран комплексный подход к изучению материалов, что позволило анализировать источники и мысли предшественников последовательно и системно. Материалами для изучения явились труды историков, этнографов и лингвистов о народах, населявших и населяющих территории к югу от Большого Кавказского хребта. Среди авторов важными оказались труды таких историков, как Геродот (V в. до н. э.), Аполлоний Родосский (III в. до н. э.), Псевдо-Орфей (IV в.), Приск Панийский (V в.), Менандр Протектор и Стефан Византийский (VI в.). В статье были использованы высказывания таких выдающихся исследователей, как А. В. Головнев, С. А. Арутюнов, А. К. Аликберов, Н. А. Бердзенишвили, В. П. Буданова, Д. Л. Мусхелишвили. Результаты. Как показывает беспристрастное исследование, этноним чуваш прошел длинный исторический путь трансформации в виде савир (саспир / сапир, савар, сабир) → сувар (сувас, суван) → суваш → чӑваш. Еще в VII в. до н. э. к юго-востоку от Колхиды образовывается крупная конфедерация племен во главе с саспирами. В ходе исследования раскрыты и подтверждены общие с народами Грузии треки в доистории исторических предков чувашей. В изучаемый период исторические предки чувашей обитали на территории от Мидии до Колхиды между мидянами и колхами. В III в. до н. э. и в III в. н. э. они были зафиксированы в долине р. Чорох. Наряду с историческими событиями в публикации прослежены общие с древнегрузинскими народами этнографические параллели и общая лексика.

Введение. Культурное наследие саха (якутов) и тувинцев обнаруживает сходство базовых мировоззренческих представлений об устройстве Вселенной, многоярусности каждого из трех миров, о пантеоне божеств и др. Целью работы является реконструкция семантики национальных украшений как визуального нарратива, транслирующего представления о душе человека в традиционной культуре якутов и тувинцев, для чего потребовалось обобщить описания этих представлений по этнографическим материалам, выявить подтверждения, что украшения выполняли функцию маркера души, рассмотреть семантику знаков украшений традиционного костюма. Гипотеза исследования. Применительно к визуализации знаний о душе мы исходили из положения, что, если в фольклорных источниках имеются повторяемые указания на расположение одной из трех душ (аорта, кровь, пояс и т. д.), то относительно двух других тоже должны быть подобные представления об их размещении. Методы. В рамках междисциплинарного и сравнительно-исторического подходов, с учетом динамики религиозных, эстетических взглядов, использованы компаративный, структурно-функциональный, интерпретационный и аксиологический методы. Использован также метод мозаичной реконструкции символики украшений. Результаты. Подтверждено, что украшения выступают как способ визуализации ценностных представлений о картине мира, расположении души человека, статусе их владельца и поведенческих нормах. Они определены как знаки самой большой идентичности обитателя среднего мира, выполняющие функцию маркера и оберега каждой из трех душ человека, а также ― медиатора между сакральным и профанным мирами, триггера в обрядовой коммуникации и указателя социального статуса владельца. Выводы. Универсальной формой круга (серебряный диск, бусина, узел бесконечности, пуговица) обозначены локализация и функция каждой души: воздушная у якутов, средняя душа у тувинцев помещаются в голове, обозначены головными украшениями. Материнская душа у якутов локализована в области средостения (пульс, кровь — сердце, печень), первая душа у тувинцев — в области пупа. У якуток фертильного возраста эта душа обозначена солярным знаком нагрудного украшения. В тувинском костюме символический аналог нами не обнаружен. Третья душа, земная, у якутов обозначена пряжкой пояса, она обитает в пупе; хорошая, по представлениям тувинцев, душа обитает в поясе. Якуты сохранили более архаический вариант корпуса символов. Разночтения определяются поздним влиянием маньчжуро-китайской культуры, буддизма на мировоззрение южных тувинцев.

Введение. Территория Республики Саха (Якутия) ― крупнейшего северо-восточного субъекта РФ ― расположена в зоне вечномерзлых грунтов. В настоящее время деградация мерзлоты оказывает значительное влияние прежде всего на повседневную жизнь сельского населения, сохраняющего традиционные занятия, зависимые от состояния природной среды. Статья представляет результаты исследований, проведенных в рамках проекта Российского научного фонда (№ 19-78-10088) «Антропология холода: естественные низкие температуры в системе жизнеобеспечения сельских сообществ Якутии (традиционные практики, вызовы современности и стратегии адаптации)» в Амгинском улусе (районе) Республики Саха (Якутия). Целью статьи является анализ локального опыта адаптации населения к актуальным и потенциальным угрозам, связанным с последствиями таяния мерзлоты и возникающего дефицита холода. Материалами послужили собранные за полевые сезоны 2019, 2020 и 2022 гг. экспертные интервью, результаты опросов и анкетирования жителей с. Амги в совокупности с визуальными наблюдениями за ландшафтом. Методологической основой послужили принципы, заложенные исследователями антропологии холода, новым элементом послужил персональный подход, фокусирующий внимание на личностном восприятии респондентами происходящих изменений. Результаты. Выявлены определенные модели индивидуального поведения сельских жителей в ситуации возникающих угроз. Изучены личностные аспекты восприятия деградации мерзлоты разными группами сельских жителей, обозначены актуальные вызовы в виде лимитирования площадей для ведения сельского хозяйства, процессов деформации жилого фонда и социальной инфраструктуры села. Установлено, что местные жители стремятся адаптироваться к текущим изменениям путем применения новых технологий, внедрения современных конструктивных элементов, ранее редко или совсем не применявшихся в практиках сельской местности. Отмечено, что изменения в мерзлотных грунтах несут в себе как прямые, так и косвенные угрозы, последствия от которых могут проявиться в «отложенной» перспективе. Особенно важно наличие прямых рисков для традиционных в данном районе скотоводства и земледелия, что усиливает давление на социальную стабильность и трудовую занятость.

Введение. Статья посвящена мемориализации памяти жертв депортаций и современным коммеморациям в сибирском принимающем обществе. Цель данного исследования — рассмотреть состояние памяти о депортациях принимающего населения, о путях и способах мемориализации и о формах коммемораций в региональном обществе и культурном пространстве. В качестве гипотезы выступает предположение, что мемориализация началась в 1990-е гг. в обществах депортированных народов в национально-административных территориях 
(республиках, округах и т. д.) под влиянием государственной политики. Триггером послужила реабилитация депортированных народов СССР, которая запустила процессы мемориализации и формирование коммемораций. В публикации изложены результаты многолетних исследований памяти сельского населения сибирского региона методами устной истории и этнологии. Материалы и методы. Основными источниками являются материалы интервью очевидцев, в среде которых размещали и в которой проживали депортированные; визуальные места памяти, включающие не только установленные на Алтае памятники жертвам депортаций, но и следы памяти о депортациях в народной топонимике, в застройке сел, в захоронениях на сельских кладбищах и других видах «отвердения памяти». Результаты и выводы. Автор пытается компенсировать историю депортаций, написанную в отечественной историографии, преимущественно на основе памяти депортированных, изучением памяти принимающего сельского населения и сибирского культурного ландшафта. Автором определяются особенности процессов и путях мемориализации памяти о жертвах депортаций в местах высылки и формах коммемораций. Одним из важнейших вопросов стало выявление соотношения в этих процессах инициативы «сверху» ― от государственно-властных структур, с инициативой «снизу» ― от российского общества, в том числе отношение и участие сибирского сельского населения в мемориализации депортаций на протяжении 1990–2020-х гг.

Введение. Русские переводы калмыцких деловых писем, сохранившиеся в российских архивах, представляют собой ценный источник как по истории калмыцко-русских отношений в XVII–XVIII в., так и по истории российского переводоведения. В архивных делах наряду с окончательным вариантом перевода можно обнаружить черновик перевода, имеющий правки и в определенной степени отражающий процесс перевода. Материалы и методы. В работе рассматриваются варианты синхронического перевода письма калмыцкого тайши Аюки, датированного 21 февраля 1688 г. Эти варианты анализируются с точки зрения определения выбора автором перевода той или иной лексемы, лексической замены, обоснования причины отказа от крупных фрагментов текста. В качестве основного используется сравнительно-сопоставительный метод. Результаты. Сопоставление рабочего (чернового) и окончательного вариантов перевода XVII в. дает представление об общей стратегии работы переводчика: при общей ориентации на текст оригинала и передачу основного содержания письма синхронический перевод насыщен дополнительной информацией. В целом процесс перевода письма не сводится к копированию текста оригинала; характер исправлений в черновом варианте указывает на наличие дополнительного устного источника информации и дальнейшую ориентацию на письменную форму речи. Лексические замены, коррекция словоформ, изменение синтаксических конструкций иллюстрируют ход работы переводчика над текстом перевода.

Введение. Статья посвящена исследованию мансийского словаря по р. Чусовая из архива Г. Ф. Миллера, датированного первой половиной XVIII в. Насколько известно, в других архивах (например, А. М. Шёгрена и П. С. Палласа) данные о чусовом мансийском диалекте не содержатся, а единственный источник, в котором он упоминался, — это статья венгерского лингвиста Я. Гуйя. В ней автор на примере нескольких мансийских слов, зафиксированных в XVIII в. на территориях Нижнего Тагила, Нижней Туры и по течению р. Чусовая, выделяет три признака, отличающие диалекты этих мест от других. Сопоставление чусового словаря 
Г. Ф. Миллера с аналогичными лексемами из статьи Я. Гуйи показало расхождение с выводами ученого. Цель исследования — проверка уровня соответствия данных чусового диалекта с другими мансийскими диалектами, зафиксированными в том же регионе и в тот же период времени: неизвестным из архива П. С. Палласа, березовским, соликамским, чердынским, кунгурским, верхотурским и капринским диалектами, полное описание которых представлено в статье 
Ю. В. Норманской «Как менялась классификация мансийских диалектов (исследование на материале первых кириллических книг и словарей XVIII–XIX веков)» (2022 г.). Материалы и методы — мансийские архивные данные, сопоставительный и сравнительно-исторический методы. Результаты и выводы. Обратившись к данным, изложенным в статье Ю. В. Норманской, мы провели их полный сопоставительный анализ по диалектно-дифференцирующим чертам Л. Хонти (1988) и пришли к выводу, что мансийский словарь по р. Чусовая из архива Г. Ф. Миллера подтверждает полученные исследователем выводы: в XVIII в. диалектно-дифференцирующие признаки для северных и западных диалектов еще не возникли, либо только начинались. Однако черта, указанная Ю. В. Норманской как единственная, характерная только для северных диалектов — переход ПМанс. *k>χ перед задними гласными — на основании данных чусового диалекта, по традиционной классификации являющегося западным, не получила подтверждения: в нем зафиксирован такой же переход, как и в северных (chot ‘шесть’, chórom ‘три’).

Введение. В работе впервые анализируются названия животных арабо-персидского происхождения в башкирском литературном языке и его диалектах в их соотношении с данными других тюркских языков. Исследовательская статья ставит своей целью определить и систематизировать данную лексико-тематическую группу заимствований в башкирском языке и его диалектах, определить словообразовательные типы заимствований, определить способы и время вхождения этих лексем в тюркские языки. Материалы и методы. В настоящем исследовании произведен максимально полный отбор наименований животных арабо-персидского происхождения в литературном башкирском языке и его диалектах на основании имеющихся словарей. В статье использованы лексико-семантический и описательный методы, метод структурного анализа, метод сравнительно-сопоставительного анализа, метод диахронического анализа, этимологический метод. Результаты и выводы. Выполнен сравнительный анализ зоонимов с другими тюркскими языками, а в ряде случаев — с другими языками алтайской языковой семьи, их этимологический анализ, а также определены приблизительные хронологические границы вхождения данных заимствований в тюркские языки. В ходе лексико-тематической классификации выделены следующие группы названий: «Млекопитающие», «Птицы», «Рыбы», «Насекомые и прочие», а также проанализированы арабо-персидские лексемы, выражающие общее название животных. Выявлены следующие типы словообразования зоонимов: 1) заимствуется название животного как таковое, среди таких случаев можно выделить подгруппы: а) экзотические названия; б) культурно значимые слова; в) медицинские термины; 2) композитные сочетания, среди которых определяются две подгруппы: а) определительные конструкции с изафетом; б) определительные конструкции без изафета, в том числе словосложение. В результате исследования установлено, что та часть названий, которая была заимствована в тюркские языки книжным путем, употребляется только в литературном башкирском языке, либо считается устаревшей и встречается в текстах произведений классиков башкирской литературы. Другая часть названий животных, заимствованная устным путем, употребляется исключительно в диалектах и говорах и имеет соответствия исконного происхождения в литературном языке.

Введение. Классификация самодийских языков — это одна самых популярных тем в уралистике в последние годы, по которой высказано не менее шести разных точек зрения ведущими специалистами, которые при этом противоречат друг другу. Фактически нет ни одной дочерней группы самодийских языков, по поводу существования которой все авторы были бы согласны. В настоящей статье мы проанализируем на платформе LingvoDoc (lingvodoc.ispras.ru) стословные списки самодийских языков, собранные от последних носителей и в архивах. Материалы и методы. На платформе LingvoDoc находятся 16 словарей и конкордансов текстов самодийских языков, которые включают в себя базисную лексику, их них 
10 словарей: ненецкие, энецкие, нганасанские, селькупские — собраны от носителей языка, а 6 — по архивным и изданным книгам. Они обсчитываются с помощью формулы глоттохронологии, доработанной С. А. Старостиным. В результате их анализа на LingvoDoc строится график степени близости времени распада самодийских языков и диалектов в 3D-формате с точки зрения времени распада. Результаты. Было установлено, что с точки зрения глоттохронологии существовала определенная близость между ненецким, энецким и нганасанским языками, которые традиционно объединяли в северносамодийскую группу, и селькупским, маторским и камасинским, которые считаются южносамодийскими. Но эти общности существовали очень незначительное время. Более длительный период было единство между маторским и камасинским языками и между ненецким и энецким. Наибольшее количество слов без этимологии в других списках базисной лексики наблюдается в селькупских диалектах (до 18 лексем) и в нганасанском языке (13 слов). Это свидетельствует об их длительном изолированном существовании. Выводы. Проведенный анализ показал справедливость традиционной классификации самодийских языков. Учет материала первых селькупских книг позволил более надежно постулировать южносамодийскую группу.

Введение. Статья посвящена фразеологическим средствам моделирования гендерных стереотипов, отражающим особенности феминности и маскулинности в тюркских языках — в казахском, татарском, башкирском, узбекском и киргизском языках. Цель исследования — отобразить лингвокультурологические особенности фразеологического моделирования гендерных стереотипов в тюркских языках. Материалом исследования послужили фразеологизмы, содержащиеся в различных словарях изучаемых тюркских языков. Результаты исследования отражены в следующих ключевых тезисах: 1) фразеологизмы представляют собой лингвокультурологические средства моделирования гендерных стереотипов в тюркских языках; 2) лингвокультурологические особенности феминности и маскулинности репрезентируются в исследуемых тюркских языках различными моделями фразеологических единиц, содержащих характерные компоненты кодов культуры; 3) тюркские языки имеют целый ряд сходств и различий в формировании и репрезентации гендерных стереотипов, несмотря на генеалогические связи языков; 4) исследование фразеологического моделирования гендерных стереотипов вносит вклад в развитие гендерных исследований тюркских языков и изучение феномена гендера в тюркской картине мира. Выводы. Анализ фразеологического материала показал наличие различных способов моделирования гендерных стереотипов в тюркских языках; выявил лингвокультурологические особенности репрезентации феминности и маскулинности в генетически родственных языках, характеризующихся сходствами и различиями в формировании данных стереотипов; способствовал определению приоритетных компонентов лингвокультурологических кодов, моделирующих особенности гендерных стереотипов в тюркских языках. Значительная часть фразеологизмов выражает гендерные стереотипы через следующие компоненты кодов культуры — астрономический, зооморфный, соматический, вестиментарный, гастрономический, цветовой и предметный, характерные для каждого языка и гендерного пола в отдельности.

Введение. В диалектах хантыйского языка категория грамматического падежа проявляет свой во многом неоднородный характер и варьирует в количественном и качественном отношении. В восточных диалектах хантыйского языка состав репрезентантов данной категории определяется лингвистами по-разному, что связано с расхождением в трактовке статуса некоторых падежных показателей. Цель настоящей статьи заключается в систематизации данных о выделяемых в ваховском диалекте хантыйского языка падежных показателях, представленных в научных исследованиях XIX–XX вв., и сопоставлении их с данными полевых экспедиционных материалов XXI в., оцифрованных на платформе для самостоятельной работы LingvoDoc. Методология. Анализ опубликованных данных по ваховскому диалекту осуществлялся с применением описательно-сопоставительного и структурного методов исследования. Полевые данные по ваховскому и хантыйскому диалектам получены в сочетании с непосредственным наблюдением над речью носителей хантыйского языка, опросом, собеседованием по разным темам, фиксацией высказываний с помощью различных технических средств, расшифровкой записей. Результаты. Обзор научной литературы прошлых столетий по ваховскому хантыйскому показывает разброс мнений о количестве засвидетельствованных падежных маркеров и их функциональной специфике, несовпадение подходов к терминированию некоторых из них, вариантность обозначений морфемной формы. Анализ современных экспедиционных материалов с помощью функционала платформы LingvoDoc и сопоставление результатов с данными исследований предшествующих периодов позволяет подтвердить устойчивость ваховской хантыйской падежной системы, выявить источник терминологической синонимии в области именной парадигмы, разработать классификацию падежных маркеров на основе особенностей их функционирования. Опора на функциональный параметр позволяет отграничить падежный маркер с преимущественно грамматической ориентацией от группы падежных показателей, профиль которых связан с выражением семантических отношений. В группе семантических падежей также возможно последующее дробление на подгруппы, обусловленное типом семантической специализации отдельных падежных маркеров. Выводы. В заключение следует отметить, что семантические падежи распадаются на подгруппу падежей с пространственной семантикой, подгруппу с семантикой совместности действия и подгруппу, объединяющую падежи с косвенной семантикой. Распределение падежных формантов на подгруппы осложняется синкретизмом семантики большого числа падежных морфем, что в итоге приводит к некоторой размытости границ подгрупп и вариантности в терминологическом номинировании падежных морфем.

Введение. В статье исследуются вопросы художественного отражения истории города Дербента, строительства Дербентской стены, истории Хазарского государства и древнего города Анжи в книге «Дербенд-наме» Мухаммеда Аваби Акташи. Актуальность данного исследования состоит в том, что общемировая смена культурной парадигмы диктует новое рассмотрение проблемы осмысления средневековых летописей и исторических хроник, что открывает возможности для нового понимания информации, заключенной в письменном источнике, определения задачи автора в написании хроники, его замысла как основного фильтра, позволившего отобрать необходимую для повествования информацию из предшествовавших источников, осмысления и отражения отношения автора к описываемым событиям прошлого. Объектом исследования является книга XVI в. «Дербенд-наме» кумыкского автора Мухаммеда Аваби Акташи (XVI–XVII вв.). Цель исследования — выявить художественную задачу средневекового автора при создании историко-художественной прозы, заложенный в ней скрытый смысл, а также показать, как автор смог воздействовать на чувства читателя, используя художественные приемы и средства выразительности. В исследовании использованы культурно-исторический метод, рецептивный метод, который осуществляется в рамках «читательских ожиданий», сформированных на этой основе жанровых норм, соотношения творческого письма и реальности, текста и контекста, а также герменевтический метод, указывающий на возможность множественных интерпретаций одного и того же произведения. Результаты исследования подтверждают, что средневековое историческое сочинение «Дербенд-наме» имело подтекст, а также авторское отношение к описываемым событиям, представляя собой художественно обобщенное произведение. Образ легендарного Александра Македонского в «Дербенд-наме» выполнял одну из художественных задач автора, которому было недостаточно исторических документов и фактов, чтобы написать увлекательную книгу. Выводы. Произведение «Дербенд-наме» стоит у истоков зарождавшейся кумыкской прозы, а ее автор, оперируя не только документами и фактами, но и отражая свои знания в области древней художественной литературы, в нетрадиционной для исторических сочинений форме, а также, используя подтекст, пытался создать художественное произведение. Для этого автор, возможно, использовал источник «Анджи-наме», отражавший историю Хазарского государства. Текст книги проанализирован нами в связи со сменой культурной модели и в свете нового понимания сведений, письменных источников, что позволило установить задачу, идею автора и постичь его замысел, его собственное присутствие в тексте книги, а также начало развития художественного текста в средневековой кумыкской литературе.