Цель статьи ― дать характеристику некоторых архивных документов о религии и ламстве Монголии, которые хранятся в Центральном архиве Федеральной службы безопасности России (ЦА ФСБ РФ) в Москве и Управлении ФСБ России по Омской области и до недавнего времени были недоступны для исследователей. Материалы. Архивные документы включают специальные сообщения, шифрограммы, письма, сводки, обзоры политической, экономической, военной и религиозной ситуации в Монголии. Значительный массив документов относится к различным аспектам религиозной ситуации в Монголии в указанный период. В них освещаются такие вопросы, как реакция буддийского духовенства и его высших иерархов на политику МНРП и монгольского правительства, направленную на ограничение влияния буддийской церкви, монастырей, а также антиправительственные настроения, выступления и восстания (1925, 1930, 1932 и другие годы). Именно часть этих документов и будет в фокусе внимания данной статьи. Результаты. Выявленные в ЦА ФСБ РФ документы наглядно показывают мероприятия в отношении религии и ламства в Монголии в указанный период. Репрессивные меры со стороны монгольской партии и правительства основательно подорвали главенствующую их роль в стране. Карательные меры по отношению к религии и ламству Монголии продолжались и на протяжении 1930–1940-х гг. Именно этот период характеризуется как время жесточайших репрессий против ламства.

Проблема изучения взаимоотношений народов России на различных этапах развития российской государственности остается чрезвычайно востребованной и актуальной темой в исторической науке. В процессе исторического развития России в орбиту внутренней и внешнеполитической жизни страны вовлекались самые разные народы. Перед российскими властями постоянно стояла задача удержать их в составе государства. Для этого требовалось определить им место и роль в системе государственного устройства страны. Однако далеко не все народы ранее поддерживали мирные отношения со своими новыми соседями. Центральным и местным российским властям приходилось искать пути преодоления возникающих трудностей в налаживании мирного сосуществования разных народов. В ход шли различные приемы военного, административного и дипломатического характера. В числе последних использовался фактор удержания и возврата заложников или пленных. Цель ― рассмотреть калмыцко-казахские взаимоотношения в середине XVIII в. и роль российских властей в налаживании мирного сосуществования двух степных народов в составе одного государства под верховенством российского закона; изучить различные аспекты, связанные с ролью пленных в дипломатических контактах российских властей с представителями степной знати. Результаты. Вступление в 30-х гг. XVIII в. казахов Младшего и Среднего жузов в российское подданство создало определенный феномен, когда в составе российского государства оказались два степных народа, придерживавшиеся в политике взаимоотношений друг к другу практики взаимных набегов. Российские власти в 1740-х гг. предприняли усилия для налаживания мирного сосуществования калмыков и казахов под верховенством Российской империи. В качестве дипломатического инструмента применялась практика добровольного возврата пленных, сопровождавшая переговорный процесс. Выводы. Анализ рассмотренных фактов позволяет говорить о том, что в середине XVIII в. в рамках взаимоотношений со степными народами российские власти широко использовали фактор обмена пленными для достижения необходимых результатов в переговорном процессе.

Цель исследования ― изучение истории и трансформации института зайсанства тувинского традиционного общества в середине XVIII – начале XX в. как наименее изученного социального института родовой потестарности тувинцев. Сегодня, накануне 100-летнего юбилея со дня создания Тувинской Народной Республики, являющейся официальной датой начала государственности Тувы, является необходимым обращение к историческим корням и изучение института родовых начальников. Методы. Опираясь на обширный этнографический материал, документальные архивные источники, а также применяя проблемно-хронологический и структурный методы, методы исторической компаративистики, автор анализирует историю и трансформацию института зайсанства в Туве. Результаты. Известно, что ко времени завоевания территории Тувы империей Цин в результате разгрома Джунгарии, у тувинских этнических групп уже имелась устойчивая общественная структура со сложившейся системой управления ― зайсанами (чейзен). Институт зайсанства сохранился к началу XX в. в Туве в силу традиций и обычаев, несмотря на все нововведения маньчжурской администрации. Более того, он трансформировался под влиянием завоевателей в государственные органы власти со своей иерархией, функциями и дифференциацией. Выводы. В результате трансформации института зайсанов (чейзен) в Танну-тувинских хошунах в связи с особым геополитическим положением сложился особый управленческий аппарат с сильной внутренней автономией, четкой структурой, основанной на жесткой иерархии чинов и склонной к самостоятельности на местах.

Исследование проблемы формирования русских крестьянских поселений в Семиречье в конце ХIХ – начале ХХ в. вызвано ее недостаточной изученностью. Помимо этого актуальность вопроса объясняется необходимостью учета в условиях современной миграционной политики республик бывшего СССР богатого исторического опыта складывания многонационального населения в национальных регионах России позднеимперского периода. Цель исследования ― проанализировать историю формирования правовых основ русской крестьянской колонизации в Семиречье и землепользования переселенцев в конце XIX – начале XX в. Материалы и методы. Содержание статьи основано на применении как общенаучных, так и конкретно-исторических методов, в том числе сравнительно-исторического метода и междисциплинарного подхода. В работе использованы материалы центральных архивов России, Казахстана и Узбекистана, значительную долю которых составила делопроизводственная документация. Источниками исследования являются также труды дореволюционных авторов, которые в силу своего служебного положения занимались организацией крестьянских переселений в Семиречье и оставили ценные свидетельства. Результаты. Правительственная и стихийная крестьянская колонизация Семиречья являлась сложным процессом, вызывавшим трудности в определении правового статуса переселенческого землепользования. Эта правовая неопределенность создавала в регионе различные типы крестьянских поселений ― старожильческие села, новоселия и самовольные поселки, имевших свои особенности и, соответственно, неодинаковый правовой статус. Это было связано со сложностью земельных отношений в Семиречье и недостаточной определенностью нормативной базы крестьянского землепользования в регионе. Выводы. В статье отмечается, что владельческие права кочевых народов Семиречья на землю были оформлены российской администрацией рядом нормативных актов в ходе административных реформ 1867–1868 гг. Эти земли объявлялись государственными, переданными в бессрочное общественное пользование кочевникам. В силу этого переселенцам пришлось проблему землепользования решать в основном самостоятельно, арендуя земли у кочевников и используя другие механизмы. В ряде случаев администрация была вынуждена процесс расселения переселенцев с частичным решением их поземельного статуса реализовать административной волей. Однако в силу сложности вопроса о наделении переселенцев землей остро встал вопрос о необходимости проведения землеотводных работ в регионе в начале ХХ в., но они так и не были завершены в дореволюционное время.

Созданию калмыцкой национальной автономии посвящены многие исследования советских и современных российских историков. Однако некоторые аспекты данной темы до сих пор остаются неизученными. Среди них — судьба донских (сальских) калмыков, не вошедших в состав Автономной области калмыцкого трудового народа в момент ее образования в 1920 г. Целью статьи является поиск ответа на вопрос, почему донские калмыки остались в составе Сальского округа Донской области. Для реализации этой цели были поставлены задачи: выяснить обстоятельства проведения I съезда сальских калмыков и его итоги; описать попытки Калмыцкого ЦИК вернуть сальских калмыков в состав калмыцкой автономии; проанализировать причины неудачи калмыцкого руководства. Материалы и методы. Статья основана на документах фонда Донского областного исполнительного комитета в Государственном архиве Ростовской области. Автор также использовал и другие исторические и историографические источники. В процессе работы с источниками применялись сравнительно-исторический, проблемно-хронологический методы и метод источниковедческой критики. Результаты. После Гражданской войны планировалось объединение всех калмыков в одну административно-хозяйственную единицу — Автономную область калмыцкого трудового народа в составе РСФСР. Но вопреки решениям I Общекалмыцкого съезда калмыцкого трудового народа сальские калмыки остались в составе Донской области. Причины этого были связаны с разногласиями внутри новой калмыцкой партийно-государственной элиты, а также противоречиями между Калмыцким ЦИК и Сальским окружным исполкомом. Они свидетельствуют о сложностях взаимодействия различных органов советской власти в первые годы после Гражданской войны. В начале 1920-х гг. многие донские калмыки переселилась в Большедербетовский улус Калмыцкой автономной области. Оставшиеся на Дону калмыки вошли в Зимовниковский (с 1928 г. — Калмыцкий) район Сальского округа Северо-Кавказского края.

Статья посвящена проблеме реконструкции образов «царя» и «царицы» из погребально-поминального комплекса скифского времени «Аржан-2» (2-я половина VII в. до н. э.) на основе археологических и антропологических исследований. Аржан-2 — памятник мирового значения в «Долине царей» на территории Пий-Хемского кожууна Республики Тыва, национальное достояние народов России. Курган был исследован в 1998–2004 гг. совместной Центрально-Азиатской археологической экспедицией Государственного Эрмитажа во главе с научным сотрудником отдела археологии К. В. Чугуновым и Германского Археологического Института во главе с Г. Парцингером и А. Наглером. Цель исследования — раскрытие особенностей и проблем при реконструкции образов скифских «царя» и «царицы», путей их решения, изучение вклада российских ученых в исследование скифской культуры и анализ деятельности сотрудников Национального музея Республики Тыва по популяризации и сохранению памятников истории и культуры. При исследовании данного памятника скифского времени в Туве остро стояли вопросы происхождения погребенных, периодизации, названия культур, автохтонности, взаимосвязи с культурами ранних кочевников Евразии и в особенности Минусинской котловины, Алтая, Западной Монголии, а также вопросы их антропологического образа и внешнего вида. Результаты. В статье представлены история создания образов «царя» и «царицы», результаты археологических и антропологических исследований ведущих российских исследователей, по которым восстановлены внешний прижизненный облик и костюмы «царя» и «царицы».

Статья посвящена анализу и интерпретации двух видов специфической позы погребенных из курганных захоронений скифо-сарматской эпохи степей Евразии. Спе­цифические позы зафиксированы при расположении умерших на спине вытянуто. Особенность этих поз заключается в широко расставленных обеих ногах («танцующая поза»), а также одной отставленной в сторону ноге («атакующая поза»). Материалы. Специфические позы не являются массовым признаком и, по наблюдениям автора статьи, более характерны для погребений кочевой знати. В литературе высказывались различные объяснения для указанных поз погребенных. Автор опирается на высказанное В. О. Обельченко предположение относительно курганов Согда II–I вв. до н. э., что поза с широко раставленными ногами является следствием доставки умершего к могиле верхом на лошади. Для степной зоны Евразии свидетельством существования обряда доставки умерших верхом на лошади служит изображение на золотой обойме из Сибирской коллекции Петра I, где изображены трое умерших, посаженных в седло: один, поддерживаемый в вертикальном положении сидя, и два, уложенных на холку коня. В качестве свидетельства посадки, соответствующей «атакующей позе» погребенных, привлекается изображение на Бахчисарайской стеле II–III вв., относимой к следам сарматского пребывания на Крымском полуострове. Ширина подола юбки Укокской принцессы пазырыкской культуры Горного Алтая служит, по мнению автора, косвенным свидетельством, что Укокская принцесса как знатная особа использовала боковую посадку для ее торжественных выездов, и, скорее всего, таким же образом она была доставлена к могиле. В качестве дополнительного аргумента привлекаются данные по погребальной обрядности тюрко-монгольских народов, в которых имеются прямые и косвенные данные о транспортировке умерших верхом на лошади. Для посадки с обеими ногами на одну сторону привлекаются данные по посадке женщин на ослах до настоящего времени в южных регионах (Узбекистан, Турция), а также картина европейского художника XVII в., на которой изображена крестьянка на осле. Выводы. Таким образом, установлено, что «танцующая» и «атакующая» позы погребенных связаны с транспортировкой умерших посаженными в седло согласно древнему обычаю евразийских кочевников, сохранившемуся до исторического времени.

В Северо-Западном Причерноморье известны сотни скифских захоронений, при этом их большая часть была исследована в советское время. В настоящее время увеличение источников происходит крайне медленно. В этой связи публикация новых материалов представляется актуальной, поскольку имеет значение для изучения скифской культуры всего Северного Причерноморья. Материалы. В работе впервые публикуются данные, полученные в 2018 г. при исследовании скифского кургана № 10 группы Водовод у с. Глиное Слободзейского района на левобережье Нижнего Днестра. Анализ данных. Материалы, полученные при исследовании публикуемого кургана, позволяют обратить внимание на целый ряд элементов погребального обряда и материальной культуры (сочетание основных подбоев и впускных ям под одной насыпью, практика сооружения кенотафов, деление пространства погребального сооружения на две зоны, помещение напутственных даров на перекрытие и др.). Некоторые вещевые находки свидетельствуют, что материальная культура скифов Северо-Западного Причерноморья испытывала заметное фракийское влияние. Датировка комплекса. На основании кубковидного канфара и фибул фракийского типа курган и все погребения датируются третьей четвертью IV в. до н. э. Выводы. Материалы из публикуемого кургана Глиное/Водовод 10 на левобережье Нижнего Днестра и указанные им аналогии из левобережного Попрутья, левобережного Подунавья и Дунай-Днестровского междуречья, демонстрируют, что скифская культура Северо-Западного Причерноморья обладает значительно большим единством, нежели это представлялось ранее.

Исследование посвящено анализу материалов Биктимировского могильника (III–II вв. до н. э.) кара-абызской археологической культуры Южного Приуралья. Цели и задачи исследования ― на основе комплексного изучения погребального обряда осуществить реконструкцию социальной структуры населения. Материалы и методы. Наиболее информативным источником для реконструкции социальной структуры древнего общества являются погребальные памятники. В основу работы легли материалы 85 погребений, исследованных К. В. Сальниковым и А. Х. Пшеничнюком в 1960-е гг. Результаты. Автором проведена суммарная характеристика погребального обряда и проанализированы половозрастные группы древнего населения. Выявлено, что для мужской выборки характерно наличие предметов вооружения, для женской ― предметов костюмного комплекса. Маркирующим признаком для женских захоронений является ожерелье из бус и пряслице, для мужских погребений — оселок. Для выяснения социальной структуры населения могильника погребения были распределены на пять категорий («очень богатые», «богатые», «рядовые», «бедные», «беднейшие») по количественно-качественному составу предметов. Статистика «богатых» и «очень богатых» захоронений позволяет предположить, что женщина имела более высокий статус в обществе. Выводы. Исследования показали, что, несмотря на наличие незначительного имущественного расслоения, большинство сородичей имело равноправное положение в обществе.

В статье рассматривается импортная глазурованная (поливная) керамика, обнаруженная на городище Маджар во время сборов и археологических раскопок разных лет. Первая классификация поливной керамики Маджара была проведена О. А. Дудко в 70-е гг. XX в. по материалам раскопок В. А. Городцова в 1907 г. и сборов Северо-Кавказской экспедиции в 1955 г. В результате данной работы исследовательница выявила как местную, так и импортную поливную посуду из Средней Азии, Закавказья и Поволжья. В конце XX и начале XXI в. количество находок импортной поливной керамики из Маджара значительно увеличилось, поэтому авторы данной статьи вновь обратились к описанию, анализу и систематизации одного из самых массовых археологических материалов. Источники и методы. Источниковой базой послужила импортная поливная керамика, собранная на Маджаре в течение ряда лет. Основными критериями для систематизации керамических комплексов были выбраны следующие методы: визуально-описательный, статистический, типологический, технологический, сравнительного анализа и аналогий. Результаты. В ходе исследования были выявлены широкие торговые связи средневекового Маджара, которые наглядно отражают находки импортной поливной керамики. Среди них выделяются следующие группы: кашинная керамика Поволжья, Ирана, Средней Азии (Хорезм); красноглиняная поливная керамика Нижнего Поволжья, Азака, городов восточной части Крыма, возможно, из Причерноморья, Средиземноморья и с Балкан; Ширванская группа керамики, Китайская керамика цычжоу, китайский селадон, китайский бело-синий фарфор (цинхуа), византийская керамика. Выводы. На основе изучения морфологических и технологических особенностей импортной глазурованной (поливной) керамики Маджара были выделены следующие ее категории: красноглиняная поливная керамика, селадон, кашинная керамика, керамика цычжоу, цинхуа, ширванская керамика, византийская керамика. Установлена датировка импортной поливной керамики Маджара в пределах XIV в. Соотношение групп импортной керамики указывает на более интенсивные торговые связи Маджара с Китаем, столицами Золотой Орды и городами Восточного Крыма. Значительно слабее отмечены контакты с Азаком, Хорезмом, Ширваном, Персией, городами Средиземноморья и Балкан.

Соединение «двух правил» — светской и религиозной этики — является характерным признаком произведений дидактического жанра монгольской старописьменной литературы. Буддийская этика — это своеобразная этическая система, представленная некоторой совокупностью авторитетных текстов, сформированных монашеской элитой в соответствии с буддийской Дхармой. Даже если в некоторых произведениях религиозные наставления не занимали доминирующего места, конечная их цель объяснялась с точки зрения буддийского учения. Одним из таких произведений дидактической литературы является «История Усун Дебескерту-хана». В ойратском переводе текст известен под разными названиями, среди которых есть и такие, в которых прямо указано, что это наставления тибетского царя Три Ралпачана (ойр. Üsün debiskertü xān). Произведение состоит из стихотворных наставлений, которые по своему содержанию близки устной афористической поэзии, но заметно отличаются от них развернутой формой. Они охватывают все сферы жизнедеятельности человека и конструктивно выстроены на противопоставлении благих и греховных деяний. Основная цель наставлений заключалась в проповеди поведения, которое соотносится с общепринятыми в обществе религиозными нормами. Прямых наставлений относительно религиозной практики среди них не так много. Однако те наставления, которые, на первый взгляд, касаются обычного поведения, так или иначе, содержат в себе религиозный аспект. Цель статьи — введение в научный оборот ойратского текста «Истории Усун Дебескерту-хана» и анализ буддийских этических норм в содержании наставлений для всех слоев общества. Решаемые задачи ― определить религиозную составляющую в проповедуемых этических нормах. Основной метод исследования — историко-философский и сравнительно-сопоставительный анализ. Новизна работы. Несмотря на широкую распространенность текста в прошлом, анализ содержания произведения не осуществлялся. Результаты исследования: буддийская этика как система этических норм содержится в разных по назначению текстах, сформированных монашеской элитой в соответствии с буддийской Дхармой; текст рукописи «История Усун Дебескерту-хана» представляет собой сборник наставлений, основанных на буддийской этике. Выводы. На основе анализа текста рукописи «История Усун Дебескерту-хана» раскрывается религиозное содержание наставлений. Несмотря на то, что в провозглашаемых этических нормах религиозная составляющая не занимает основного места, конечная цель этих наставлений объясняется в аспекте буддийской этики.

В статье рассматривается рукопись из коллекции квартиры-музея Ц. Дамдинсурэна в г. Улан-Баторе, являющаяся важным источником по биографии Равджи (1803–1856), известного монгольского поэта и религиозного деятеля. Материалы. Рукопись содержит краткие жизнеописания семи представителей линии перерождений халхаских ноён-хутухт, к которой относился Равджа, в том числе новые сведения о жизни непосредственного предшественника Равджи, действия которого привели к запрету дальнейших перерождений хутухт данной линии. Результаты. В статье выдвигается предположение об истории создания данного исторического и литературного памятника. Несмотря на свой небольшой объём, эта рукопись из собрания академика Ц. Дамдинсурэна представляет собой большой интерес для исследователей монгольской литературы, истории и религии. Приводятся транслитерация, перевод и факсимильные копии оригинала рукописи. Рукопись и её перевод впервые вводятся в научный оборот. Публикуемый документ является, по-видимому, одним из источников, которыми пользовался академик Ц. Дамдинсурэн при написании своей известной статьи «О пьесе „Лунная кукушка“». Долгое время эта статья являлась основным источником информации о халхаских ноён-хутухтах, поэтому возможность исследовать её происхождение представляется крайне ценной.

Конфессиональные связи калмыков с тибетскими монастырями начали формироваться в период сложения калмыцкого этноса на основе разных групп ойратов ― торгутов, дербетов, хошутов и др. Цель статьи ― анализ вопроса об особенностях отражения идентичности калмыков в документах буддистов разного времени ― в сравнении с документами российского правительства. Материалы. Исследование вопросов идентичности калмыков проводится в связи с анализом и публикацией ряда документов из Национального архива Республики Калмыкия и грамот Далай-ламы V (конец XVII в.), Далай-ламы VII (первая треть XVIII в.) и Далай-ламы XIII (начало XX в.), хранящихся в Санкт-Петербургском филиале Архива Академии наук (перевод на русский язык грамоты, подтверждающей титул хана Церен-Дондука), Российском государственном историческом архиве (перевод на калмыцкий язык, записанный ойратским «ясным письмом», и перевод на русский язык двух грамот, данных Далай-ламой V в 1681 г. Йогузуру-цорджи и Далай-ламой XIII в 1903 г. монаху Агван Санджи), а также в связи с анализом оригинала грамоты, хранящейся в буддийском храме одного из поселков в Республике Калмыкия (грамота дарована Далай-ламой XIII Тубтен Гьяцо калмыцкому монаху Самтан-Ракбе из монастыря Раши Пунцок-линг). Результаты. Анализ показал, что Калмыцкое ханство, сформировавшееся в XVII в., называлось религиозным иерархом, даровавшим «грамоты на ханство», Торгутским ханством ― по названию наиболее крупной в тот период по численности этнической группы ойратов, ставшей основой калмыцкого народа, к которой принадлежали и представители правящей династии ханов (торгутов из родов кереитов). Идентичность калмыков для тибетских иерархов в начале XX в., как и в XVII в., когда происходило формирование калмыцкого народа из разных этнических групп ойратов, представлялась как торгутская, что определено как численным доминированием этой этнической группы в период существования государства в форме ханства (середина XVII в. – 1771 г.), так и связями тибетских монастырей с духовенством калмыков, представлявшим зачастую правящую элиту. Согласно формуле «49 монгольских хошунов, 7 халхаских хошунов, джунгары, торгуты и прочие», используемой Далай-ламой XIII в начале XX в., выделяются главные ареалы расселения монгольских народов: Внутренняя и Внешняя Монголия, ойратские и калмыцкие территории, причем калмыки обозначаются термином «торгуты». Соответственно в единственной сохранившейся до наших дней грамоте Далай-ламы XIII, о которой на настоящий момент мы имеем сведения, калмыцкий монастырь, который представлял гелюнг Самтан Ракба, называется «северным торгутским монастырем Таши Пунцок-линг».

Данная статья посвящена составу коллекции В. П. Ермолаева (1892–1982), первого директора Национального музея Республики Тыва, краеведа, фотографа. Цель работы ― исследование состава коллекции В. П. Ермолаева, ее систематизация с учетом тематики экспонатов, а также анализ проблем ее атрибуции (определения хронологических рамок) и сохранения коллекции. Материалы. В статье описываются состав коллекции В. П. Ермолаева, ее тематика, структура и хронологические рамки. Фототека В. П. Ермолаева насчитывает более 4 000 единиц хранения. Результаты. Авторами статьи представлены итоги систематизации коллекции по тематическому принципу. Большое внимание уделено изучению истории поступления и формирования коллекции. Выводы. В результате исследования выявлено, что формирование огромного труда работ В. П. Ермолаева шло постепенно, в течение нескольких десятилетий. По результатам изучения музейной учетной документации и самих фотодокументов авторы пришли к выводу, что в фотодокументы В. П. Ермолаева входят не только негативы, но и альбомы с контрольными отпечатками и фотографиями, к большинству снимков автор дал собственные комментарии. Анализ проделанной работы позволяет сделать вывод, что В. П. Ермолаев был одним из первых исследователей, использовавших фотографию в качестве основного метода сбора информации и научного исследования социокультурного развития Тувы.

В статье анализируются материалы наблюдений во время научной командировки отдела комплексного мониторинга и информационных технологий Калмыцкого научного центра РАН, осуществленной в мае-июне 2019 г. в семи районах республики: Ики-Бурульском, Кетченеровском, Приютненском, Сарпинском, Целинном, Юстинском и Яшалтинском. Исследователи побеседовали с жителями 30 сельских поселений, различающихся между собой природно-климатическими условиями, статусом, размерами (райцентр, малое село), наличием разнообразных социальных проблем, которые рассмотрены в статье. Социологи КалмНЦ РАН осуществляли социологические исследования в рамках выполнения госзадания. Цель статьи — введение в научный оборот результатов качественных методов социологического исследования (наблюдение, глубинное интервьюирование). Результаты. В данной статье автор, используя материалы наблюдений и интервьюирования, рассматривает, как изменились села и селяне Калмыкии. Визуально определяются материальные ресурсы сельских жителей. Чем выше доход, тем благоустроеннее жилье, мощнее домашнее хозяйство, лучше техническая оснащенность семьи. Многие социальные проблемы сёл (водообеспечение, трудовая занятость, материальная обеспеченность учреждений образования, культуры и т. д.) не решены, что усугубляет положение сельчан, усиливает их миграционную активность.

Внимание исследователей постоянно привлекало присутствие монголизмов в тюркских языках, а в монгольских языках ― тюркской лексики. Обычно общую тюрко-монгольскую лексику делят на две группы. Как полагают ученые, одна из них восходит к глубокой древности, к языку, письменно не засвидетельствованному; другая появилась в результате взаимных политических, экономических и культурных связей между различными монгольскими и тюркскими народами, главным образом в средних веках. Представляется интересным проникновение монгольских (калмыцких) топонимов в киргизский язык. Известно, что монгольские топонимы проникали на территорию Киргизии двумя путями: вместе с монголами в XIII в.; киргизы, пришедшие на Тянь-Шань из Южной Сибири и Центральной Азии, могли принести с собой ряд монгольских топонимов и нарицательных географических терминов в Среднюю Азию. Многие считают, что в топонимах сохранились следы былой киргизско-монгольской языковой взаимосвязи (очевидно, периода Джунгарского ханства). Цели и задачи. Тюрко-монгольское этническое мировосприятие центральноазиатской геолокации по причине историко-географической общности судеб монголов и тюрков сформировало близкий и стойкий взгляд на систему номинации, которая менялась в зависимости от миграционных процессов. Наиболее консервативным пластом этой лексики являются топонимы. Материалы и методы. В данной статье рассматриваются топонимы тюрко-монгольской (калмыцкой, киргизской, монгольской) лексической общности, их ареальное распространение, семантика и вопросы этимологии. Исследуются киргизские географические имена, которые восходят к апеллятивам генетически родственных языков, и монгольские топонимы, появившиеся в результате взаимодействия народов. В качестве иллюстративного материала приводятся фрагменты из легенд и преданий. Изучаемый материал может быть использован в ареальной лингвистике, сравнительно-исторических и типологических исследованиях, в общем и частном языкознании. Применяется сравнительный метод параллельного семантического анализа топонимов родственных и близкородственных языков. Результаты. Этническое мировосприятие тюрков и монголов опирается на общий историко-хозяйственный опыт и визуальную память, которые являются свидетельством тесных тюрко-монгольских связей. В работе исследованы топонимы калмыцкого и киргизского языков как наиболее устойчивый к изменениям пласт лексики. Рассмотренный материал позволяет утверждать, что монголизмы чаще всего встречаются в собственно-географических наименованиях в северных регионах Киргизии, по мере продвижения на юго-запад они встречаются реже. В изучаемой региональной топонимике просматривается историко-хронологическая периодизация топонимической системы конкретного языка, которая тесно связана с ландшафтом, терминами и онимами данной местности. Для всего евразийского ономастического пространства характерно обилие сходных тюрко-монгольских географических названий. Исследуемая нами геолокация тюркских и монгольских районов Киргизии обнаруживает наличие устойчивых параллелей в топонимических наименованиях и используемых при этом апеллятивов.

Одной из актуальных задач в тувинском языкознании в настоящее время является изучение диалектной лексики, описание ее тематических групп. С начала 2000‑х гг. монографически были исследованы термины родства и свойства, лексика животноводства и шаманизма, музыкальная терминология. Имеются статьи, которые посвящены отдельным группам слов. Выбор темы настоящей работы продиктован недостаточным изучением охотничьей лексики как в тувинском языке, так и в его диалектах. Основной целью данной работы является описание одной из лексико-семантических групп охотничьей лексики монгун-тайгинского говора западного диалекта тувинского языка ― наименований сурков (тарбаганов). Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи: собрать и систематизировать названия тарбаганов, выявить полный список слов; классифицировать их по некоторым дифференцированным признакам; объяснить происхождение диалектизмов. Фактический материал для анализа был собран в полевых условиях во время научно-исследовательских экспедиций, которые были организованы в 2015–2016 гг. при поддержке гранта РГНФ по проекту «Охотничье-рыболовная лексика тувинского языка в сравнении с речью этнических тувинцев Монголии». В работе применены сравнительно-сопоставительный и описательный методы; использовались приемы лингвостатистики, а также различные виды полевой деятельности. Результаты. На протяжении многих лет коренное население Монгун-Тайгинского района Республики Тыва наравне со скотоводством в своем хозяйстве особое место отводило промысловой охоте на тарбаганов. Охота на тарбаганов была неразрывно связана со всем укладом их жизни. В статье описываются наименования тарбагана как одного из видов сурков, употребляемые в живой речи местного населения. В состав описываемой тематической группы лексики входят разнообразные названия тарбаганов по полу и возрасту, окраске, а также наименования, связанные с их физическими и «трудовыми» характеристиками. В работе впервые вводится в научный оборот ранее нигде не зафиксированный материал, который свидетельствует о богатстве исследуемого говора этнографическими диалектизмами. В настоящее время тарбаган как исчезающий вид занесён в Красную книгу России. В связи с установлением запрета на охоту на тарбаганов лексика, связанная с этой областью, постепенно может исчезнуть вместе с реалиями. Дальнейшей задачей данного исследования являются сбор, систематизация и анализ других лексико-семантических групп лексики, относящихся к тарбаганам, для составления диалектологического, терминологического словарей.

В работе поднимаются проблемы семантики и функционирования социативного каузатива в бурятском языке. При социативной каузации наблюдается совмещенность каузирующей и каузируемой ситуации в пространстве и времени, при этом каузируемый объект наделен волей и может контролировать процесс. Основной целью работы является выявление особенностей функционирования социативного каузатива в бурятском языке, в котором данная проблема ранее не рассматривалась. Материалы и методы. Материалом исследования послужили примеры из художественных произведений, размещенных в Электронном корпусе бурятского языка. Использованы методы контекстного и дистрибутивного анализа. Результаты. В соответствии с континуальной шкалой семантических типов каузации в бурятском языке правомочно выделение трех значений социативной каузации: «совместное действие» (joint action), «ассистив» (assistive) и «надзор» (supervision). В работе отмечается, что социативный каузатив в бурятском языке меняет событийную и ролевую структуру каузативной конструкции. Исследование показало, что особенностью ролевой структуры совместного действия является то, что каузатор и каузируемый объект выполняют одни и те же или похожие действия, при ассистиве место каузатора занимает помощник, каузатор здесь получает роль дополнения, надзор же предполагает смену роли каузатора на роль наблюдателя. Установлено, что социативность в бурятском языке связана с семантикой совместного и взаимного залогов. Рассмотрены особенности конструкций с разной семантикой социативного каузатива. Выявлено, что наиболее частотно выражение значения совместного действия посредством конструкций с совместным падежом, а ассистивности ― конструкциями с дательным падежом. Значение надзора реализуется в основном в полипредикативных конструкциях.

В работе сделана попытка структурной классификации аналитических словоформ (= «аналитических конструкций», АК) монгольского языка в количественном аспекте. Эвристически наиболее плодотворным признаётся «широкий» подход к АК, представленный в так называемой теории «грамматикализации» или «грамматизации», но этот подход должен быть дополнен количественными методами, разработанными в корпусной лингвистике. Подсчёт делался на материале Генерального корпуса монгольского языка. На его материале изучены наиболее употребительные структурные классы АК монгольского языка. АК представлены в прямом алфавитном порядке синтетических грамматем, входящих в аналитические грамматемы, а внутри него ― в прямом алфавитном порядке аналитических структурных схем, а уже внутри этого порядка ― в ранговом поряке убывания частот. Приведены наиболее употребительные АК, абсолютная частотность которых превышает 10 вхождений, а относительная ― 9 ipm. Таких АК в корпусе ГКМЯ-1а насчитывается 1 818.

Проблема порядка присоединения аффиксов в агглютинативных языках носит актуальный характер не только в теоретическом, но и в практическом (прикладном) смыслах. В теоретическом плане этот порядок отражает последовательность перехода тех или иных самостоятельных или служебных языковых единиц в аффиксы и в некоторой степени по выявленным схемам можно установить относительную хронологию процесса грамматикализации. Цель. В статье рассматривается модальная частица биз ‘наверное, вероятно, пожалуй, видимо’, выражающее неуверенность говорящего к содержанию высказываемого. Материалом послужили тексты Национального корпуса калмыцкого языка (http://kalmcorpora.ru), размер которого составляет около 9 млн токенов, из них почти 7 млн словоупотреблений. Методом сплошной выборки были изъяты примеры с анализируемой частицей биз ‘наверное, вероятно, пожалуй, видимо’. Результаты. В статье рассматриваются этимология модальной частицы биз ‘наверное, вероятно, пожалуй, видимо’, ее линейная позиция в глагольной словоформе, дистрибутивные свойства. Частица произошла от двух других частиц: бү (büi) ‘не’ + җе (ǯe) ‘ладно, хорошо’. Ее можно отнести в большей степени к так называемым заключительным частицам, под которыми понимаются частицы, занимающие строго определенную позицию после сказуемого, выраженного либо глагольной словоформой (причастия будущего времени, прошедшего времени, многократное причастие настоящего времени), либо именной частью речи (прилагательным или существительным), либо употребляются и в неполных предложениях, где опущено сказуемое. Другими словами, является маркером предикативности в предложении. Хотя сочетаемость частицы биз довольно широка и не ограничивается только предикатами: может следовать и за второстепенными членами предложения. Отметим, что при этом в материале исследования не обнаружен ни один пример, когда данная частица следовала бы за подлежащим, что говорит о том, что она не является показателем подлежащего и, более того, ее можно рассматривать как маркер ремы в высказывании. Порядок следования элементов конструкции с частицей биз можно построить следующим образом: слово-«хозяин» + (вспомогательный глагол / послелог / союз) + (частица отрицания) + (уступительная частица) + биз + (лично-предикативная частица / эмфатическая частица). В скобках указаны те элементы, которые носят необязательный характер. Материал исследования показывает, что к частице биз не примыкают вопросительные частицы, хотя семантически на это нет ограничений, тем не менее в некоторых случаях, помимо выражения модальности, она может являться прагматическим маркером обращения говорящего к слушающему за подтверждением последним пропозиции высказываемого первым.

Актуальность проблем типологии становится все значимей в контексте расширяющихся межэтнических коммуникативных связей: фольклорных, культурных, социально-бытовых и т. д. Многие сказочные сюжеты, мотивы, переходя из одной традиции, страны в другую, от народа к народу, обрастая все новыми и новыми вариантами, меняя свой художественный облик, в зависимости от новой среды бытования, сохраняют свою ядерную основу, способствующую формированию сюжетных типов. Вместе с тем эти ключевые элементы в сказочных традициях разных народов ведут себя не совсем типично. Цель исследования.Статья нацелена на сравнительное изучение мотивировки отправки героя, вступившего в борьбу со своим зооморфным родителем, порвавшего с прошлым, но в процессе социализации столкнувшегося с трудностями, заставившими его покинуть общину. Базируясь на анализе двенадцати образцов сказок тюрко-монгольских народов с типовым сюжетом «медвежий сын», мы определили «причины» и «цели» отправки героя из социума и проследили характер вариативности, «непостоянства», «неустойчивости» мотивировки как элемента сказочного сюжета. Методы исследования. Отталкиваясь от структурно-типологического метода В. Я. Проппа, используя в исследовании основные позиции компаративистики, позволяющие выявить аналогии и различия в разных национальных традициях, и привлекая отдельные приемы структурно-семантической методики, разработанной Б. П. Кербелите, авторы пришли к следующим выводам: «непостоянство», «нечеткость», вариативность мотива проявляются в детализации действий героя, отражают национальную специфику и подтверждают закономерность «подвижности» периферийных элементов мотива.

Суеверные приметы ― довольно распространенный, активно бытующий и в наши дни микрожанр в структуре башкирского фольклора, значительно представленный в количественном и семантическом планах. Цель настоящей статьи ― охарактеризовать суеверные приметы как отдельный микрожанр башкирского народного творчества, установить их основные классификационные признаки, показать тематическое разнообразие суеверий. Материалы и методы. В работе дан жанрово-структурный анализ около 800 башкирских суеверных примет, выявленных в процессе исследования из разнообразных источников ― многотомников по башкирскому фольклору, опубликованных экспедиционных и собственных полевых материалов. Методы: комплексный метод, включающий: сравнительно-исторический, культурологический, традиционный экспедиционно-полевой методы, жанрово-структурный анализ. Результаты. На основе изучения существующих определений суеверных примет выбрана наиболее соответствующая жанру дефиниция, объясняются причины возникновения суеверий, выделяются основные признаки фольклорного микрожанра, отличающие его от других малых фольклорных жанров. Функции, тематика суеверных примет также подтверждают обособленность микрожанра. Выводы. На основе изучения жанровых характеристик авторы приходят к выводу о том, что суеверные приметы составляют отдельный микрожанр в структуре башкирского фольклора наряду с пословицами, поговорками, загадками. Появление части суеверных примет обусловлено мифологическим мышлением человека, стремлением связать неизведанное с таинственными силами природы. Другая часть основана на наблюдениях народа, на установлении обобщенных причинно-следственных связей в явлениях окружающей действительности. Основными функциями суеверий являются дидактические, воспитательные, так как они обеспечивают соблюдение морально-нравственных устоев общества. Прогностические функции бытовых суеверий сводятся к предостережениям, метео­рологических ― к предупреждениям информативного характера об изменениях в состоянии погоды. Среди суеверных примет наибольшее количество составляют суеверия антропологической направленности, которые регламентируют поведение человека в быту каждый день.